Люся Лютикова - И будет вам счастье

Женщины были такие разные, что у меня возникло недоумение: что же их объединяет? Даже страсть к покупкам не могла бы стать связующей нитью, потому что они явно предпочитали разные магазины.

– Ага, пожаловали! – довольно неприветливо встретила дамочек Изольда. – Чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что в гостях.

– Изольдочка, душенька, – залебезила гламурная, – а я тебе подарочек купила.

Она протянула хозяйке яркий пакет.

– Спасибо, – фыркнула Тряпкина. – Кстати, Дашенька, как твой ремонт? Ты ведь говорила, что конец близок?

Гламурная Даша приложила пальцы к вискам:

– Ох, не вспоминай про ремонт, у меня сразу начинает раскалываться голова! Там еще столько работы, на месяц, не меньше!

Изольда бросила на нее хмурый взгляд и обратилась к хиппи:

– А у вас как дела, Татьяна Андреевна? Скоро от нас съезжаете?

Длинноволосая дама открыла было рот, намереваясь что-то сказать, но в этот момент манекенщица подскочила к офисной барышне и принялась вырывать у нее из рук сумку:

– Немедленно отдавай! Кто тебе разрешил брать мои вещи?

Барышня, лишившись сумочки из замши цвета топленого молока, воскликнула:

– Жалко тебе, что ли? У тебя этих сумок – целая гардеробная!

– Не твое собачье дело, сколько у меня сумок, – огрызнулась жена олигарха, – на свои заработай!

– Так, как ты заработала, любая дура сможет!

– На что это ты намекаешь?

– Девочки, не ссорьтесь, – попыталась примирить их хиппи.

– Мама, не встревай, – огрызнулась барышня. – Ты же сама говорила, что вертеть задницей на подиуме – много ума не надо!

Изольда мгновенно обратила свою ярость на хиппи.

– Вообще-то некоторые люди тоже не от большого ума заставляют голодных тушканчиков скакать по холсту за кусочек морковки, – прошипела она загадочную фразу.

Но для хиппи, очевидно, здесь не было ничего загадочного, потому что в ответ она разразилась отборными рыночными ругательствами, абсолютно не вязавшимися с ее интеллигентным обликом.

Склока набирала обороты, как двигатель «Ягуара», едва на светофоре загорелся зеленый свет. Пока дамы страстно переругивались, я увлекла Колтунову в соседнее помещение, оказавшееся кухней.

– Кто эти женщины?!

Ленка объяснила, что престарелую хиппи зовут Татьяна Муравьева, она художница и первая жена Лисовика. Гламурная дамочка – это писательница Дарья Лисовик, вторая супруга Леонида Назарьевича. А девушка, позаимствовавшая у хозяйки сумку, – Влада, дочь Татьяны Муравьевой.

– Чем Влада занимается? – спросила я.

– А, – махнула рукой Колтунова, – бумажки в офисе перекладывает. Лисовик пристроил ее в свою фирму на непыльную работенку.

– Почему бывшие жены толкутся в доме? У них нет своего жилья?

– Все у них есть, просто так совпало. У Дашки шикарная квартира на Чистых прудах, но ее залили соседи сверху, сейчас там ремонт. У Татьяны тоже роскошная «трешка» на Соколе, но она задумала разменивать жилье, потому что Влада собралась замуж. Они уже упаковали вещи, живут на чемоданах, риелторы показывают квартиру посторонним людям, вот Татьяна и попросилась к Лисовику на постой. Речь шла о паре-тройке месяцев.

– И он согласился? – изумилась я.

– Конечно! Лисовик – нормальный мужик, не то что мой Илгмарс. Он считает, что мужчина должен нести ответственность за женщину до конца жизни, даже если они уже развелись. Тем более что ни Татьяна, ни Дашка замуж так и не вышли.

– А Изольда как реагирует?

– А ты не видишь? Бесится. Но что она может сделать? Хозяин здесь Лисовик, он принимает решения.

Неожиданно в соседней комнате воцарилась тишина. Я с опаской заглянула в гостиную, ожидая обнаружить там один или два трупа. Однако увидела безмятежную картину: все жены Лисовика сидели перед телевизором и смотрели какое-то ток-шоу. При этом первая жена вязала крючком нечто белое и воздушное, вторая супруга полировала пилкой ногти, а нынешняя благоверная, вспомнив об обязанностях хозяйки, велела домработнице подать чаю. Буря улеглась так же внезапно, как и разразилась.

Сильвия ввезла в гостиную сервировочный столик с чайником и домашней выпечкой. Изольда поинтересовалась у прислуги:

– А где Леонид Назарьевич? Он дома?

Забавно было слышать этот вопрос из уст законной супруги. Впрочем, когда в доме слишком много комнат, действительно трудно уследить за передвижениями родственников.

– Работает у себя в кабинете, – ответила Сильвия, – с утра не выходил.

– Попросите его к нам спуститься.

– Слушаюсь, – отозвалась домработница и направилась на второй этаж.

– По средам Леонид Назарьевич работает дома, – светским тоном сказала Изольда, разливая чай по чашкам из тонкого фарфора.

Я взяла чашку, и мои глаза полезли на лоб от изумления: да это же «Мадонна»! В годы перестройки чайный сервиз «Мадонна» был мечтой всех советских хозяек. В магазинах его было не достать, только по «блату», через знакомых. Внутри чашки покрыты позолотой, снаружи на них изображены картинки: пастухи с пастушками, дамы в пышных турнюрах с собачками, мадонны с младенцами… Выглядел сервиз дешево и аляповато, да и что вы хотите, если его производили на кустарных фабриках в Турции. Но отчего-то он пользовался бешеной популярностью у русских женщин. Помню, у нас дома тоже был такой, с пастушками. Так вот, чашка, которую я держала сейчас в руках, словно взяли из нашего сервиза. Ну, может, эта чуть более изящная, рисунок более четкий, но сходство тем не менее поразительное. Отчего-то это открытие вызвало в моей душе прилив нежности к Тряпкиной. И я совсем не обиделась, когда она представила меня гостям как Люсьену Лютикову, потомственную китайскую целительницу.

– Монгольская, – мягко поправила я, – и можно просто Люся.

Татьяна Муравьева оторвалась от вязанья и скептически вопросила:

– Вы к нам прямо с вершин Тибета пожаловали?

– Я считаю себя русской и редко выезжаю из страны, – с достоинством сказала я.

– Между прочим, – встряла Колтунова, – как раз сегодня утром Люся заявила, что видит в этом доме смерть. Ну, разве это не прелесть?

Она захихикала, однако никто не разделил ее веселья. Татьяна смотрела на меня хмуро и настороженно. На лице Дарьи читалось замешательство. А Изольду охватила настоящая паника:

– Смерть?! А кто умрет?

Я принялась ее успокаивать: мол, карты часто ошибаются или дают неоднозначную информацию. Но манекенщица не слушала:

– Скажите мне правду – кто умрет? Что-нибудь случится с детьми?!

В этот момент наверху раздался истошный крик. Мы все подняли глаза к потолку и застыли в нелепых позах. Через несколько секунд, показавшимися мне томительно долгими, на лестнице возникла Сильвия – белая, как больничная простыня.