Наталья Александрова - Чужая воля

Эрик пришел, когда мы с Горацием смотрели по телевизору криминальные новости. Показали результаты перестрелки у банка, гору трупов, затем камера продемонстрировала окно на третьем этаже, откуда, как сказал ведущий, стрелял снайпер. Там, на лестничной площадке лежали двое. С первого взгляда я узнала Корня. Он был мертв. Во втором оказалось тоже что-то знакомое. Когда оператор нашел другой ракурс, я узнала того плешивого мужичка, который сотрудничал с дамой-злодейкой, я видела его в Сосновском парке. Лежавшие внизу, очевидно, были рядовые бандиты двух преступных группировок. Собственно про нашу соседку-злодейку не было сказано ни слова, очевидно, она сумела скрыться.

– Чем нам это грозит? – спросила я Эрика, пока он еще окончательно не потерял голову от моего шикарного вида.

– Думаю, что ничем. Дело у нее не выгорело, сюда она больше явиться не сможет, побоится. А возможно, милиция ее и так найдет, из-за перестрелки. А я хочу выбросить ее из головы в буквальном смысле слова. Давай жить по-человечески. Сейчас я хочу есть, пить и… – внезапно он повернул меня к свету, потом отступил на шаг, и глаза его вспыхнули зеленым огнем, как у мартовского кота на крыше: – Слушай, я совершенно не хочу есть! – крикнул он, подхватив меня на руки.

Спрашивается, зачем я два часа возилась с прической?

Через некоторое время я сочла возможным начать разговор:

– Эрик, я должна задать тебе очень важный вопрос!

– Я знаю, что ты хочешь спросить и отвечу: да, я тебя люблю.

Я замялась:

– Видишь ли, мне, конечно, очень приятно это слышать, но я хотела спросить, что мы, собственно, будем делать с препаратом Валентина Сергеевича?

– Ты считаешь, что это важный вопрос? – в голосе его звучало разочарование.

– А ты считаешь, что нет? – мгновенно вскипела я.

– Нет, потому что этот вопрос я уже решил, – невозмутимо ответило это белобрысое чудовище. – Препарат я передам своему другу-немцу. У него связи в области фармакологии, он пристроит его в надежные руки. И если действительно это хорошее лекарство, то его будут выпускать и назовут – препарат профессора Запольского. А денег мы с них никаких не возьмем, пусть больные дети скорее получат свое лекарство.

Я подумала немного и решила, что у нас, в России, вряд ли лекарство скоро найдет своего больного, уж очень у нас сейчас все сложно, и согласилась с Эриком.

– Ну, теперь я тебе задам важный вопрос, – усмехнулся Эрик.

– Да, дорогой, конечно, я тебя люблю, – проворковала я ему в плечо.

– Мне, разумеется, тоже очень приятно такое слышать, но я хотел спросить, будем мы сегодня ужинать или нет?

Бывший разведчик караулил весь день и следующий тоже. В квартиру Марии никто не пришел. Следовало признать, что он упустил злоумышленников. Насчет того, что люди, которых он видел в квартире – злоумышленники, он не сомневался: шестое чувство говорило ему об этом. На третий день он понял, что в квартиру Марии больше никто не придет. Что делать? Как ему искать Марию?

Когда-то давно он бывал в Петербурге, хорошо знал этот город, были у него тут связи. Пришлось признать, что один он ничего не сможет сделать, и обратиться за помощью. Номер бежевого «крайслера» ему ничего не дал – оказалось, что «крайслер» принадлежал одному типу, Андрею Кошелеву, а тот уже три дня как пропал, и домашние не представляли, куда он мог деться. Выяснения связей Андрея результатов не дало. Пришлось обратиться в известную организацию, бывшего разведчика провели в архив, и там тщедушный маленький человечек выдал ему папку с досье Марии Николаевны Амелиной. Ничего там не было такого, о чем не знал ее возлюбленный. Он посидел над папкой, поглядывая по сторонам, впитывая в себя атмосферу архива. Что-то такое было здесь, за что можно зацепиться. Пару раз он перехватил встревоженный взгляд обитателя архива и понял, что был прав, что-то было связано с этой папкой.

Рабочий день подходил к концу. Хозяин архива шуршал чем-то за стойками. Бывший разведчик не спеша оглянулся по сторонам. Никого не было рядом с ним, только далеко у входа сидела девушка за столиком и копалась в формулярах. Человек осторожно шагнул в направлении шуршания.

Архивариус испуганно пискнул, когда сильная рука схватила его за плечо.

– Вы мне расскажете все об этой папке, – прозвучал глуховатый голос у его над ухом. – Кто еще ей интересовался за последнее время?

Архивариус заглянул в жесткие глаза спрашивающего и понял, что расскажет все.

Александра Петровна захлопнула за собой дверь. Железные створки лязгнули как огромные стальные челюсти, как створки капкана. Когда-то собственная квартира казалась ей надежной пристанью, убежищем, но теперь нигде она не могла чувствовать себя в безопасности.

Романцова сбросила уличную обувь, нашарила тапочки… ей показалось, что она оставила тапки в другом месте. Неужели кто-то побывал здесь без нее? Страх побежал по позвоночнику холодным щекотным насекомым. Да нет, ерунда! Кто мог знать, кроме нее, этот адрес? Андрей? Андрей… Но он там, в маслянистой темной воде. Он больше не опасен.

Александра Петровна прошла на кухню, включила кофеварку. После крепкого кофе будет не заснуть, но она и так уже которую ночь не спит, а кофе придаст ей хоть немного сил… Она налила чашку густого темного напитка, поднесла ее к губам, и в это мгновение зазвонил телефон. Этот звук был таким неожиданным в тишине квартиры, так ударил по нервам, что чашка выпала из руки, кофе разлился по столу.

Романцова схватила трубку, поднесла ее к уху, но в трубке молчали. Ей показалось, что на том конце различается чье-то дыхание, но наверняка она сказать не могла – возможно, разгулялись нервы.

– Андрей? – спросила она, не выдержав долгого молчания. – Виктор?

Трубка безмолвствовала. Романцова швырнула ее на рычаг, схватилась руками за голову. Что с ней творится? Что за бред лезет в голову? С того света не протянута телефонная линия!

В голове нарастала пульсирующая боль, ставшая привычной за последние дни. Пульсирующая боль и шум, скрежет – будто огромный состав трогается с места, и вагоны с лязганьем пробуют сцепку. Александра Петровна подняла глаза, и ей показалось, что узор обоев, которыми была оклеена ее кухня, поплыл и переменился. Среди цветных пятен одно за другим всплывали лица – Андрей, Виктор, та рыжая женщина из Сосновки… Вдруг, оттеснив все другие, на стене возникло насмешливо улыбающееся лицо профессора Запольского.

– Чему ты улыбаешься, старый идиот? – вслух произнесла Романцова. – Надо мной смеешься?

Профессор не отвечал, только презрительно щурил глаза. Романцова зажала себе рот и в испуге огляделась.

– Боже мой, что происходит? Я сижу одна на кухне и разговариваю сама с собой… или с привидениями, что еще хуже…