Дмитрий Щеглов - Лапти болотного князя

– Ну…у…у, рассказывай! Ты кто?

– Я не…е…мой! – неожиданно заявил утопленник.

Похоже, от долгого сидения в болоте у него поехала крыша.

– Ну, если ты немой, тогда я глухой! – заявил мой дружок. – Как тебя звать?

– Зе…е…нон!

– И откуда ты такой?

– Из «Бо…ль…ших ка…банов».

Мы с Данилой молча переглянулись. В том положении, в котором находился потенциальный ходок на тот свет, ему бы лучше не врать. Похоже, никакого разговора не получалось. Данила скептически посмотрел на лживую голову и сурово заявил:

– Вытащить, мы тебя вытащим… Но не задаром. Мы не нехристи какие… Но за то, что ты врешь, ты мне вернешь нашу семейную реликвию – старинную икону. Она у нас, в роду Великих Князей, передавалась от отца к деду, и в скиту, за болотом сохранялась. Мы сюда молиться ходили! А ты, наглый вор, решил ее умыкнуть. Дать бы тебе сейчас по кумполу, чтобы ты пошел сразу на дно, но я милосерд к тебе. Когда выберешься из болота, приходи в город на озеро, я там со своей дружиной стою. Спросишь князя меньшого. Рожу отмоешь, может даже к сапогу допущу! Понял?

Закончив свою тронную речь, Данила должен был протянуть ему слегу и полувытянуть на землю, с тем, чтобы мы могли убраться подальше от этого нежданного грабителя. А он, не посоветовавшись со мной, нагнул Зенону толстый куст можжевельника. Как ведро из колодца, утопленник выскочил на сухую землю. Он был грязный, как черт и злой. В его руках моментально оказалась моя слега. Наши роли зеркально поменялись местами.

Мы с Данилой из пастырей превратились в заблудших овец.

– Стоять! Урою!

Пришлось еще, по приказу спасенного, на себе через болото тащить икону и выслушивать нелицеприятные оценки, даваемые нам неблагодарным крестником.

– Пшли вперед!.. О гаманоиды, скоты!.. О племя ранее, младое с вывихом… О искусители невинных душ… О, как мне быть, как быть, как быть?.. На…поле…он сейчас резвится!

– Наполеон сейчас резвится! – зашептал мне на ухо Данила, перетолковав по своему слова утопленника, – Ты слышишь, что он болтает? Да он сумасшедший, этот Зенон-Наполеон.

В этот момент мы, наконец, ступили на сухую землю. Кони мирно стояли под деревьями, дожидаясь нас. Увидев оседланных лошадей, сумасшедший спросил нас:

– Вы кто?

У нас с Данилой, когда мы участвовали в разборках с другими кампаниями, обычно мой дружок из-за осанистого, внушительного вида и острого языка выступал в роли представителя-толкача наших интересов. Его железные доводы, встречаясь с чужими медноголовыми аргументами, разбивали противника в пух и прах.

Хотя сейчас был не тот случай, но сработал условный рефлекс. Данила скептически оглядел с ног до головы человека, выдающего себя за Наполеона и, перейдя на болотный диалект, решил подровнять себя к императору:

– Я княжеский сын Данилко, а он чернец Андрей по прозвищу Рублев.

После заявления Данилы, теперь Зенон-Наполеон смотрел на нас, как на умалишенных.

– Какой Андрей Рублев, иконописец?

– Инда, ей, славный богомаз!

Мой приятель перевел дух. Здорово у него получилось, с пафосом. Данила раньше пел в церковном хоре. Вот его память мы сейчас нещадно и эксплуатировали, стараясь подстроить говор под наш наряд четырнадцатого века, в который собирались одеться. Вдруг сумасшедший поверит. Зенон с интересом рассматривал княжескую одежду моего друга. А Данила вдруг улыбнулся и сказал мне:

– Ну-ка подай корыто.

Он взял его в руки и вышел вперед.

– Аз прими от мени богоподобную ендову, ампиратор Наполеон!

Данила закончил свой треп и теперь со вниманием ждал, что ответит ему наш крестник.

– Княжий сын говоришь?

– В скит идэмо, к старцу Прохору.

Данила вытер со лба выступивший от напряжения пот. Угораздило же нам связаться с сумасшедшим. Мы внимательно наблюдали за Зеноном. Минутные колебания появившиеся на его лице, совершенно пропали, он еще раз окинул нас неожиданно жестким взглядом, и вдруг приказал Даниле:

– Пороть придется тебя Данилка! Мозги вправлять! – в руках у него вместо слеги вжикнули прутья.

Отблагодарил нас дураков, называется. Мой друг просто опешил от такой перспективы. У него от неожиданности задрожал голос, и даже навернулись слезы на глазах.

– Я – княжеский сын. Меня, пороть нельзя.

– Тебя нельзя?… Еще как можно, – уверенно заявил Зенон. – Ну-ка гони сюда порты и жупан, и рассказывай. А где соврешь, там розгами получишь, – в руках спасенного вжикнули прутья.

– Клянусь говорить правду, и только чистую правду, – передавая, сапоги и штаны, а затем и расшитый кафтан, клялся Данила. Моя одежда осталась при мне.

Одни говорят, человеческая жизнь развивается по восходящей спирали, другие утверждают, что скачкообразно, вверх – вниз, как на качелях, а я считаю, что все это туфта. Каждый человек, кузнец своего счастья, каждый, как паук ткет собственную сеть жизненного успеха собираясь блюсти свой интерес, и ничей другой, ан часто выходит наоборот. Человек иногда так запутается, такая попрет непруха, что хоть стой, хоть падай, а хочешь вой на луну, но пройти минное поле или как раньше говорили, круги Дантова ада – надо. У человека не пасть крокодила, глотать без разбора все подряд, можно и подавиться.

Кто спрашивается, заставлял нас тащиться за тридевять земель через болота в Большие Кабаны и искать себе приключения на одно место. Где мы должны были сейчас быть? Там, возле кинооператора, под охраной милиционеров, рядом с красивыми женщинами и завидующими нам толпой наших сверстников, нежились бы в лучах непонятно как свалившейся на нас незаслуженной славы.

А где мы? На краю болота. Сидим теперь в плену у шизанутого Зенона-Наполеона и со страхом ожидаем, что он еще придумает и отмочит. А то, что придумает, можно было даже не сомневаться, про таких обычно говорят, у них – нестандартное мышление. На всякий случай у себя в кармане, я держал ножик с открытым лезвием.

А спасенный Зенон отобрал у Данилы красивую одежду княжеского отпрыска, и стал примерять ее на себя, а нам устроил форменный допрос.

– Так…с, рассказывай с самого начала, – приказал он к Даниле, который остался в одних трусах и носках.

Тот, печально вздохнул.

– С начала, так с начала, так бы и сказал. Итак, сначала Бог сотворил небо и землю, и сказал Бог: да будет свет и дал свет.

– Стой, стой…, тпру ты слишком далеко забрался, – перебил его Зенон, – ты давай ближе к нашим дням и не извращай факты. Что еще за веерные отключения и включения богом света?

– Значит, от рождества Христова?

– От тех дней, как ты попал сюда, – рассвирепел Наполеон. – И про женщин красивых не забудь. Итак…

Данила с беспокойством посмотрел на розги в руках Зенона. Пришлось мне заступиться за друга.