Дмитрий Щеглов - Лапти болотного князя

– Э…э, нет дорогая, Княгинюшка, ничего у тебя не получится. Ты не на того напала. Меня голыми руками не возьмешь. Я против тебя возбуждаю уголовное дело!

Круто он завернул. Ничего не скажешь. Ответный удар был достоин того, чтобы узнать, в чем же, собственно говоря, дело. Те, кто только что воротили в сторону от Михалыча носы, теперь смотрели сочувственно на него. Главный режиссер обвел киногруппу победным взглядом и сказал:

– Ты хотела меня отравить! Я заявление в прокуратуру отнес и анализы, между прочим, сдал. А свидетелей, как ты меня пирожками угощала, море. Не торопись, не уезжай. Может быть, на казенной машине добросят.

Оператор налаживающий кинокамеру так и сидел с открытым ртом. Княгиня расхохоталась.

– Так это для этих целей биотуалет здесь, о…хо…хо, а я подумала, что заботу о коллективе проявили. О…хо…хо. – Она так за разительно смеялась, что покатываться начал весь народ, помнящий, каким метеором несся к лесу еще утром главный режиссер. – Нет уж, увольте меня, со своими анализами знакомьтесь сами, голубчик. Сделайте одолжение, пропустите.

Она хотела пройти, но ее не пропускал Михалыч. Ему бы назад оглянуться, а он грубо схватил Княгиню за руку и получил пощечину. Я видел такие пощечины только в кино. А тут вживую, с оттяжкой, от души, шварк, и голова Михалыча чуть не оторвалась. Он взвыл и кинулся на женщину. Мужик, то же мне, называется. Успел он коснуться Княгини или нет, о том история умалчивает, но сзади раздался душераздирающий, воинственный крик ниньзя.

– Й…й…я!

Тот, о ком недавно спрашивал главный режиссер, каскадер Андрей галопом несся на нашу компактную группу любителей кино. Он бы нас всех стоптал конем, если в это время против этого дико визжащего ордынского посла не вышел на бой сам Князь. Утренний словесный поединок закончившийся вничью, не устраивал обоих. Князь вскочил на своего коня и понесся ему навстречу. А кипчак Андрей вытащил из ножен кривую, сверкнувшую на солнце саблю, и в припадке бешенства кольнул ею своего коня. Конь превратился в Феррари, и на пятой конской скорости вынес оскалившего зубы седока прямо на Великого Князя, защитника «нового русского». Они начали ратиться. Сверкнули на солнце прямой меч и кривая татарская сабля.

– Мотор, – по привычке подал команду Михалыч, и плюхнулся со страху не в режиссерское кресло, а на сиденье унитаза в биотуалете. Дверь захлопнулась и щелкнул замок. Послышались восторженные крики:

– Ура!

– Наши побеждают!

– Князь.

– Спартак! Спартак!

– Князь. Князь!

Ордынский посол был или свирепей, или честь любимой женщины для него стоила больше, чем защита Великим Князем коммерческих интересов «нового русского», но вжикнула кривая, остро отточенная татарская сабля и полетела на траву, ни в чем не повинная княжеская ….

Дикий крик ужаса разнесся над озером, когда мы увидели, что стало с Князем. Наталья Сергеевна, помощник режиссера билась в истерике.

– Насмерть зарезал, насмерть…!

Кто-то крикнул:

– Воды! Воды! – хотя озеро было рядом.

Ордынский посол как бритвой срезал, большую, холеную, похожую больше… теперь уже ни на что не похожую…

Срезал он, стесал красивую княжескую бороду.

Попранная честь любимой женщины была восстановлена в честном поединке. Мы думали, что кипчак из рода Куракиных на этом остановится, а он, наказав Князя, несся к нам, прямо под горящие юпитеры снимающего кино оператора. Брызжущий слюной посол, показывая чудеса вольтижировки, вскочил на седло и молнией приближался к своему основному обидчику, кинорежиссеру и продюсеру исторического фильма времен татаро-монгольского нашествия, закрывшемуся в пластмассовом биотуалете.

В Голливуде признают, что наши каскадеры самые крутые в мире. Так оно и есть! Когда конь поравнялся с вершиной человеческой мысли и творчества в области гигиены, каскадер гортанно кхекнул и крутнувшись в воздухе нанес пяткой мощнейший удар по закрытой изнутри кабинке. Этому удару могли бы позавидовать и обладатели черного пояса из монастыря Шао-линь.

Стандартная кабинка, которых особенно много в центре Москвы, превратилась в персональный космический корабль главного режиссера. Мне еще почему-то показалось, что там булькнула какая-то жидкость.

Визг восторга повис над берегом.

– Вот это кино! – орала детвора, за ленточным ограждением. Исторические кадры записывались на пленку кинокамеры. Милиционеры, кажется, сообразили, что съемками здесь и не пахнет, и попробовали тоже показать свое искусство рукопашного боя, полученное на обязательных занятиях в школе милиции.

Да простят меня блюстители порядка, их обязаловка не шла ни в какое сравнение с творческим освоением восточных единоборств отечественным каскадером. Милиционеры в результате контакта с озверевшим послом показали несколько замысловатых сальто-мортале и остались довольны полученными уроками.

– Выходи, Леопольд. Выходи трус, – орала детская массовка, получая неслыханное удовольствие. А каскадер испытывал на прочность пластмассовую кабинку, наносил ей ногой классические удары каратиста, а потом, когда понял, что ничего с ней не сделает, поставил ее вверх тормашками. Теперь восторгу и остальных членов киногруппы не было предела.

– Ты мне еще заплатишь за все, – пригрозил Андрей, и последний раз пнув кабинку, неспешно подал руку своей возлюбленной. А завистница, красавица Катенька нежно вздохнула:

– Ах!

– Дело швах! – в сердцах сказала Наталья Сергеевна.

– Небось уже пропах! – согласился Данила, намекая на режиссера.

– У милиции на глазах! – подошел Князь.

Нечто подобное наверно было и в четырнадцатом веке. В памяти народной остались Куликовская битва, Мамаево побоище. Наше же побоище, учиненное ордынским послом осталось судьбоносным только в его жизни. Посадив на коня свою суженую, он уезжал с гордо поднятой головой.

Толпа за ленточным ограждением горестно вздохнула, приключенческое кино закончилось. Одни милиционеры удовлетворенно улыбались, потирая ушибленные бока. И вдруг их лица удивленно вытянулись, а за ленточным ограждением, в толпе девчонок раздался новый визг восторга.

Я ничего не мог понять, и только тогда, когда обернулся в другую сторону, мне стала ясна причина неподдельного всплеска энтузиазма любительниц кино.

Из леса вывернулся всадник на вороном коне. Бешенным наметом он скакал в нашу сторону размахивая над головой тяжелой булавой. Сначала никто не мог разобрать, кто это, но когда до него осталось метров сто, Данила мертвыми губами прошептал:

– Зенон-Наполеон! Сумасшедший!

– Кто, кто? – переспросил Князь.

– Немой утопленник с болота.

– Катя, прячься!

Прятаться негде было. Единственное место, которое подошло бы в качестве убежища, было занято главным режиссером. Пока еще было время, Данила постучался в кабинку взывая к благородству и прочим высоким человеческим чувствам представителя массмедиа.