Елена Колина - Наивны наши тайны

Мариша знала, что, если она заплачет, подойдет мама. Если Мариша останется в комнате одна с Кириллом, то он к ней, конечно, подойдет, но все-таки лучше не плакать: неприлично привлекать к себе внимание постороннего человека. Что-то в нем было не так. Это не была обычная мужская лень и обычная мужская нетрепетность к ребенку, и младенец Мариша очень хорошо понимала, что Кирилл не имеет к ней отношения.

Потом все это забылось, вернее, Мариша и не догадывалась, что она помнит. К тому же Кирилл то жил с ними, то не жил, затем исчез надолго и появился снова уже в качестве члена семьи, когда Марише было десять лет.

Кирилл сочинил для Мариши затейливую историю, волнующую, как чудесная волшебная сказка. Оказывается, Мариша — его дочь, и всегда была его дочерью, но раньше они не могли быть вместе из-за очень сложных обстоятельств. В этих обстоятельствах фигурировали злая ведьма, добрый эльф, сама Мариша и множество других персонажей, а также различные мелкие детали вроде потерянного ключика, вышитых золотом пеленок и спрятанных в саду тайников.

В общем, Кирилл постарался ради Мариши. Ему хотелось, чтобы девочка думала, что живет с родным отцом. И, кстати, не только для Маришиного блага — так всем будет проще. Не будет почвы для обид, ревности, недовольства. Все всем родные, и точка! Лариса была с ним согласна: Марише, бесспорно, лучше считать, что она живет не с чужим человеком, а с папой.

Конечно, Мариша поверила в ведьму, эльфа и себя в качестве персонажа в вышитых золотом пеленках. А кто

бы на ее месте не поверил? Во-первых, так красиво! Вовторых, ей хотелось иметь папу, говорить «папа».

Само собой, возникли некоторые неувязки — в школе, с соседями. Они по-прежнему считали, что у Мариши нет отца. Хорошо, говорили они, что Маришина мама вышла замуж и у девочки появился отчим. Хотя, конечно, отчим все же не родной отец...

— Тебя твой отчим не обижает?

— Нет, не обижает, — отвечала Мариша, сгорая от желания открыть правду про ведьму, эльфа и так далее.

«Для работ по русскому языку ученицы 5-го «А» класса Марины Ракитиной» — надписывала она тетрадки карандашом, а потом стирала и ручкой писала правильно: «Марины Королевой».

Ни Кирилл, ни Лариса ни в коем случае не хотели девочке ничего плохого. Они очень удивились бы, узнав, что она страдает, но кто им мог об этом сказать? Во всяком случае, не Мариша. И разве взрослые хоть что-то знают о своих детях? Никогда, словно они живут в разных мирах.

Мариша готовилась к разговору несколько дней, набралась храбрости и спросила папу, нельзя ли ей взять его фамилию — Ракитина.

Кирилл замялся.

— Папа, а почему у меня мамина фамилия? — не отставала Мариша. Точно так же, как в свое время Кирилл Ракитин спросил у своего отца.

— А у нас в семье так принято, — ответил Кирилл, и сказал, между прочим, чистую правду. — У меня тоже мамина фамилия. Мы по женской линии размножаемся.

Обычно Мариша вела беседу небрежно и ненастойчиво, словно бабочка, перелетающая с цветка на цветок, но тут заупрямилась. Этот разговор был так мучительно труден, что она преисполнилась решимости выяснить все разом и окончательно.

Спросила, а как же люди — соседи, учителя, подружки — они-то думают, что Мариша и Кирилл неродные! Разве хорошо вводить всех в заблуждение?

Кирилл ответил: «Это будет наш секрет. Семейный секрет. Знать о нем будем только мы с тобой и мама».

— Ты — папина любимая девочка, — растерянно добавил Кирилл.

Он уже сомневался, правильно ли поступил. Вот уж воистину — не делай добра, не увидишь зла. Хотел как лучше, а получилось известно как...

Любимая она была девочка или нет, неизвестно, но Кирилл действительно очень хорошо относился к Марише. И Мариша успокоилась — она папина любимая девочка, а фамилия у нее мамина. Мариша Королева — тоже красиво.

Осталась только одна заноза. Небольшая такая заноза, к которой Мариша скоро привыкла.

Кирилл уже был писателем Киром Крутым, не таким знаменитым, как сейчас, но достаточно известным. Марише было строго-настрого запрещено хвастаться соседям или девочкам в школе, что Кир Крутой — ее папа. Так строго, что ей даже не могло прийти в голову нарушить запрет. Кирилл сказал, что если она кому-нибудь проговорится, то случится что-то ужасное. Что именно, Мариша не запомнила, постаралась забыть. Если бы она действительно была родная дочка, ей бы не запретили рассказывать, что Кир Крутой — ее отец. А ей запретили. Потому что она неродная. Не положено ей, неродной дочке, хвастаться отцом — известным писателем.

Вот так и росла Мариша, дочь — не дочь.

А вообще у них в семье было очень хорошо. Мариша папу побаивалась — он был очень придирчив к чистоте, к порядку, к идеальной аккуратности. А Мариша, как назло, была жуткая, патологическая неряха, и ничего с этим поделать было нельзя. Платья сами пачкались, чай сам проливался на новую кофточку, пятна грязи бросались на Маришины джинсы, как злые собаки. А руки, какие у Мариши были руки!..

Папа заставлял Маришу мыть руки перед едой. По два раза, иногда по три. Даже когда она уже была взрослая.

Но Марише повезло — у нее всегда было то, чего у других еще не было. Марише всегда покупали все — тут Лариса была непоколебима. Невероятные свитерки, туфельки неземной красоты, дубленка, кожаная курточка, золотые сережки — не пошлые, из соседнего ювелирного магазина, а настоящие, от Картье, на день рождения подарили, привезли из Франции.

А во Францию они ее с собой не взяли. «Откупаются от меня», — думала Мариша. Лет до тринадцати она считала, что родители ее не любят, потому что у нее зубы кривые, — стесняются.

Они всегда уезжали без нее. Марише не нужно было во Францию, в Италию, в Австрию. Пусть бы хоть в Комарово ее взяли! Ведь другим родителям хочется побыть со своими детьми!

Маришу в меру ласкали, в меру баловали, но ощущения любимого балованного ребенка у нее не возникало.

Не только во Францию, ее и в гости с собой не брали, как будто бы она их там, в гостях, опозорила, — описалась бы, например, у всех на виду. И дома Маришу не очень-то поощряли сидеть с гостями. Мама словно старалась спрятать ее в дальнюю комнату, чтобы она не была на виду. «Когда я вырасту, я их тоже к себе не пущу!» — мечтала Мариша.

На дачу в Комарово Маришу не отправляли. И к бабушке не водили. Почему?

Кира ей не бабушка, вот почему. Сама Кира ни секунды не считала девочку своей внучкой.

Ну и хорошо, что не брали. Один раз они ее взяли с собой, так лучше бы не брали! Мариша так боялась сделать что-нибудь не так, что весь вечер просидела недоразвитым кроликом под строгим Кириным взглядом. Еле в туалет решилась выйти. Вышла и услышала Кирин голос — она на кухне беседовала с папой: