Валерий Лапикур - С. С. С. Р. (связано, спаено, схвачено, расплачено)

А может - и вправду почудилось? Нервы в последнее время шалят, на работе сплошной стресс, дома обстановка, близкая к террору… тут и без кирпичей уподобишься одному сослуживцу, который ни с того, ни с сего стал на четвереньки, залаял, а потом подбежал к начальнику и укусил того за ногу. Обоих свезли по «скорой» - начальника в инфарктную палату, а лысого Маугли - в психушку.

Как там писал Сергей Есенин? Жизнь - обман с чарующей тоскою? Похоже…

Наверно, Супруга права: нечего ему из себя матюганскую Вангу корчить. Себе спокойнее.

А Брынцев, в конце концов, мог и в самом деле девочку порешить, уйти, а потом опять вернуться. Больной человек, что с него возьмешь.

На этой мысли Федорин пришел к выводу, что лучше ему в следственные органы со своими предчувствиями и видениями впредь не соваться. А в дальнейшем, ежели снова что-то почудится, извлечь из этого максимальную пользу для себя. Как в истории с внезапным приездом и таким же скоропостижным отъездом Тещи. Хватит! Надумался о Родине, образно говоря, по самые гланды, пора подумать о себе.

Эта слегка припоздавшая мысль настолько порадовала Федорина, что он даже запел что-то такое - вслух и на ходу - чего раньше за собой не наблюдал. Да так громко запел, что какая-то злоехидная старушка, которую он, походя, задел плечом, крикнула ему вслед:

- Рано, пташечка, запела! Как бы кошечка не съела!

А может, это совсем и не старушка крикнула?

Как это ни парадоксально, однако жуткое убийство Зинаиды Байковой имело для города и свои положительные последствия.

Во-первых, хотя бедолага Брынцев оставался единственным официальным подозреваемым, милиция, по настоянию сенатора Тошмана, продолжала усиленное патрулирование улиц и дворов. «Усиление», состоявшее преимущественно из хорошо откормленных штабных прапорщиков, чуть ли не вслух роптало и срывало зло на малолетних хулиганах, бомжах и немногочисленных матюганских наркоманах. Что в свою очередь подкрепило у граждан ощущение собственной безопасности.

Во-вторых, выгадали лица женского пола, которые из боязни встретить маньяка, отказывались выходить на работу во вторую смену. Чувство страха было преодолено надбавкой к зарплате.

И третье - матюганские мужья, а также женихи и гражданские сожители теперь провожали и встречали свои половинки на работу и с работы, чуть ли не до самой двери или проходной. Что в свою очередь способствовало укреплению формальных и неформальных брачных уз и общей семейной атмосферы.

Однако - правду сказал какой-то древний мудрец, что только плохое не имеет конца. А все хорошее, к сожалению, скоротечно.

Для начала штабные прапорщики додавили свое начальство каждодневным нытьем на тему: «Пока мы ловим непонятно кого и неизвестно зачем, в отделениях некому заполнять служебную документацию. И рано или поздно господ командиров взгреют по первое число вышестоящие товарищи». Усиленное патрулирование сняли.

Вслед за милицейским прикрытием отступили на заранее заготовленные позиции и мужчины, сопровождавшие своих подруг по вечерам и встречавшие их утром. Мол, раз уже и милиции на улицах не видно, так на кой «икс» им обувь снашивать? Тем более, что из-за этого самого гребаного маньяка чуть было не распались спаянные мужские компании. Страшно сказать, но впервые после горбачевского сухого закона в городе резко упал выторг от продажи водки.

И, наконец, начальники государственных и владельцы частных структур как ввели женщинам-служащим и работающим надбавку за вредность, так ее и сняли. Мол, в стране инфляция бушует, а живем-то мы не на острове. Женщины стали получать меньше, мужчины вернулись к обычной норме выпивки. Одним словом - жизнь потекла своим привычным руслом.

Забор вокруг «промзоны» отремонтировали капитально - на обоих концах злополучной тропинки деревянные щиты заменили бетонными, кустарник вырубили под корень, а саму «дорогу смерти», как ее успели окрестить журналисты местного телевидения, перекопали на входе и выходе широкими траншеями глубиной чуть ли не в полтора метра.

Но, как любил говаривать федоринский шеф Калиновский: «Нет таких крепостей, которых не могли бы взять большевики». Придумал это, правда, не он, а товарищ Сталин, но суть не в авторстве, а в сути. Короче - очень скоро в бетонных щитах появились проломы, не иначе, кувалдами орудовали, а через траншеи кто-то перебросил широкие доски.

Любому нормальному маньяку оставалось только дождаться, пока вырастут вырубленные кусты - и снова выходить на охоту на глупых барышень, которые не понимают, что мудрое железнодорожное предупреждение «сэкономишь минуту - потеряешь жизнь» касается не только подъездных путей вокзалов.

Но у матюганского маньяка имелись свои понятия о нормальности и ненормальности. Он не стал дожидаться, когда деревья станут большими, а забрался в траншею, устроился под досками и затаился. Судя по найденному на месте преступления зеркальцу, не принадлежащему очередной жертве, именно с его помощью он выслеживал подходящую кандидатуру на растерзание. Старо, но надежно…

- Алло, милиция? Это милиция?…

- Сказали - милиция! Чего надо?

- Немедленно пошлите патруль в «промзону» со стороны остановки. Там вот-вот произойдет убийство.

- Произойдет или произошло?

- Произойдет! Скорее, прошу вас!

- Вот когда произойдет - тогда и выедем. Фамилия как?

- Чья?

- Ну не того, кого еще не убили. Ваша фамилия как?

- Моя - Федорин.

- Имя-отчество?

- Мое? Ах, да… сейчас… Аркадий Станиславович.

- Место работы?

- Газета «Матюганские известия».

- А, газета! Журналист, значит! Так вот, слушай, как тебя… сейчас… Федорин. Знаем мы ваши приколы. Небось, стоишь под той «промзоной» с секундомером и уже сочиняешь про то, что нашу милицию только за смертью посылать. Поищи дураков в другом месте.

- Да какой прикол! Человека убивают!

- Еще раз позвонишь - привлечем за ложный вызов. И вот что я тебе, Аркадий Станиславович, скажу - не для печати: из-за таких, как ты, приколистов порядочные менты себе пулю в висок пускают. Все. Отбой - и на фиг с бала!

Федорин, правда, успел переадресовать тупого дежурного мента в том же направлении и бросился набирать служебный номер Горохова. Того в кабинете, естественно, не оказалось. Все один к одному. А звонить ему на мобилку Федорин не мог. После того, как шеф засек, что Тонька с Надькой регулярно звонят своим приятелям на мобильные со служебного телефона редакции, он велел отключить «восьмерку» во всех кабинетах, кроме собственного. Да еще вычел за трёп из зарплаты.

Федорин выскочил на улицу в надежде поймать если не такси, то хотя бы какого-нибудь захудалого грача. Пусть даже трактор. Но в этот день все было против него. Оказывается, улицу в очередной раз перекопали, весь транспорт пустили в обход, и пришлось Федорину бежать чуть ли не километр до переулка, чтобы в результате тормознуть грузовик-развалюху чуть ли не марки АМО. Но худо ли бедно ли, со скоростью тридцать кеме в час, но Федорин все-таки добрался туда, куда его гнал «голос свыше».