Ирина Волкова - Пираньи в шоколаде

— Насчет раздвоения личности ничего не могу сказать, я не психиатр. Давай попробуем разобраться. Ты помнишь хоть что-то о ночи, когда умер Макс?

— Ты пошла спать, а я был слишком возбужден, чтобы заснуть. Я отправился в тренажерный зал, потягал железо, потом минут двадцать повалялся в джакузи, лег в постель и почти сразу отрубился. Проснулся я утром от телефонного звонка, и не сразу сообразил, что кто-то набирает номер на параллельном телефоне. Я снял трубку и услышал твой разговор с милиционером. Ты говорила, что моего брата сожрали пираньи. Я сразу понял, что это я столкнул его в пруд, но не мог вспомнить, как это случилось.

— Ты страдаешь лунатизмом?

— Это когда ходят по ночам? Вроде нет.

— Тогда почему ты уверен, что убил своего брата? Я тоже провела здесь ночь, но на этом основании не обвиняю себя в убийстве.

— Я не могу… не могу говорить об этом.

— Не можешь или не хочешь?

На лбу Антона выступил пот. Он снова начал дрожать. Пожалуй, не стоит на него давить, парень и так на грани.

— Ладно, давай оставим эту тему.

— Макса я должен был убить, но почему я зарезал Турбину? Этого я понять не могу.

— Ты тоже не помнишь, как убивал ее?

— Нет. Турбина хотела поговорить со мной о брате, наедине. Она предложила мне встретимся на поляне, подальше от всех. Я пошел в лес, а потом увидел ее с ножом в груди. Не знаю, зачем я это сделал. Не знаю и не и не понимаю. Я хорошо относился к Ларисе.

— Лариса — это Турбина?

Антон кивнул.

— Наверное, я все-таки сумасшедший.

— Это твой нож?

— Нет. Он принадлежал брату, но иногда я брал его.

— Если ты зарезал Турбину, то почему оставил в живых меня?

— Чего ради мне тебя убивать?

— Но ты же бросился на меня с ножом.

— Я испугался, что ты позовешь на помощь. Нужно было заставить тебя замолчать. Это получилось чисто автоматически. Думаешь, мне охота провести остаток жизни за решеткой? Даже не знаю, что хуже — тюрьма или психушка.

— Значит, ты шел по лесу и увидел мертвую Ларису. У тебя был провал в памяти перед тем, как ты увидел ее тело?

— Нет. Но ведь при раздвоении личности я не должен помнить о провале в памяти.

— Выходит, все твои логические построения строятся на предположении о том, что ты убил Макса. Расскажи мне о ваших отношениях. Ты ненавидел брата? Желал его смерти?

Антон вскочил из-за стола и повернулся спиной ко мне. Тело его напряглось, руки сжались в кулаки. Слова звучали глухо и тяжело, словно каждая фраза давалась ему с трудом.

— Пираньи — это была моя идея. Я уговорил брата запустить их в пруд. Изображая безобидного дурачка, я изобрел идиотский способ ловли на крючок без наживки.

"Чего можно ожидать от недоумка с задержкой развития?" — думал Макс.

Он не подозревал, что часами стоя на мостике с удочкой в руках, я планировал безупречное убийство. Если мне на крючок попадалась пиранья, я отпускал ее обратно в пруд, представляя, что когда-нибудь челюсти этой рыбины будут разрывать на части тело моего брата.

В голосе Громовой ноги звучало столько ненависти, что я невольно поежилась. Человек, обуреваемый такими чувствами, вполне может убить.

Наверняка эта ненависть копилась много лет. Она тянулась из прошлого. Вопрос о том, что произошло с Антоном семнадцать лет назад, так и вертелся у меня на языке, но задать его я не решалась, боясь непредсказуемой реакции Светоярова.

Антон замолчал и шагнул к окну. Теперь он стоял неподвижно, вглядываясь в стекло, которое сгустившаяся на улице тьма превратила в зеркало. Я могла лишь догадываться, что он пытался там разглядеть — отражение собственных грез, призраки прошлого или тень умершего брата.

Я отвернулась к столу и взяла еще одну конфету. Надо дать Антону передышку. Бедный парень! Что, интересно, сделал ему Макс? Вызвать такую ненависть непросто, для этого надо очень постараться.

Несколько минут прошло в молчании. Я рассматривала прилепившиеся к стенкам чашки чаинки, пытаясь прочитать в образованном ими узоре прихотливое хитросплетение судеб — моей, Антона, Жанны, Макса, Турбины… Чай, конечно, не кофейная гуща, но для гадания это не главное.

Потом что-то неуловимо изменилось, словно в окружающей нас атмосфере возникло мощное предгрозовое напряжение. Возможно, на инстинктивном уровне я отреагировала на изменение ритма дыхания Антона или на токи нервной энергии, исходящие от него. Я повернулась к Громовой ноге за мгновение до того, как он, издав истошно-звериный, нечеловеческий вопль, рванулся вперед и бросился в закрытое окно, как Матросов на амбразуру. Под звон разбитого стекла, он вылетел в ночную тьму. Глухой удар — и тишина.

Опрокинув стул, я выскочила из-за стола с ощущением полной нереальности происходящего. Парень что, окончательно спятил? Если решил покончить с собой, то первый этаж для этого никак не подходит. Нет, тут должна быть другая причина. Что-то его спровоцировало. Что-то или кто-то. Кажется, за стеклом что-то светилось. Я видела свет долю секунды, до того, как его заслонило от меня тело Антона. Сейчас он погас. Окна кухни выходят в сад. Никаких строений между ним и внешней оградой нет, так что это не мог быть свет в другом окне. Значит, в саду кто-то был. Но кто? Возможно, убийца Макса?

Неизрасходованный после пережитого в лесу испуга избыток адреналина, вероятно и стал причиной моей совершенно неадекватной реакции. Начисто позабыв о своем природном миролюбии и доводах здравого смысла, я поступила в точности так, как это сделала бы Жанна.

Одним прыжком я взлетела на подоконник и сиганула вниз, приземлившись у плеча лежащего ничком Антона.

Я скорее почувствовала, чем увидела, движение слева от себя. Темный силуэт метнулся в глубину сада. Продолжая действовать на автопилоте, я рванула за ним. От оранжереи к дому с громким лаем неслись привлеченные криком Антона доги.

— Сузуки! Ямаха! Харлей! Взять его! Вперед!

Я не слишком рассчитывала на то, что псы выполнят мою команду. Главное, чтобы они узнали мой голос и не приняли меня за злоумышленницу.

Сорвав на бегу с шеи акулий зуб, я прочно зажала его между суставами указательного и среднего пальцев. При необходимости, им можно полоснуть не хуже, чем лезвием ножа.

Темная фигура завернула за дом Макса, опередившие меня собаки уже догоняли ее. Их лай звучал теперь по-другому. Из тревожного он стал возбужденно-игривым. Бестолковые зверюги явно приняли гонки в темноте за устроенную специально для них веселую игру в салочки. Кто их только дрессировал!

Обогнув угол, я увидела прыгающего на злоумышленника Харлея. Его было легко узнать по сверкающим в лунных лучах светлым пятнам на шкуре. Силуэт бегущего четко обрисовывался на фоне неба. Лицо скрывала темная трикотажная маска с прорезями для глаз. Мешковатая черная одежда не позволяла разобрать, мужчина это или женщина. В поднятой руке мистер Икс (для удобства я решила считать его мужчиной) держал продолговатый предмет, напоминающий палку. Чертов дог, вместо того, чтобы, выполняя долг порядочной служебной собаки, вцепиться в горло бандиту, пытался выхватить игрушку из его рук.