Ирина Волкова - Смертельный номер

Сначала он хотел взяться за выполнение задания сам. С Маратом Багировым у Харона были свои счеты — хотя и не настолько серьезные, чтобы устранять его по собственной инициативе. Кроме того, устранение человека такого масштаба само по себе было достаточно интересной задачей.

Харона остановила интуиция, прежде никогда его не подводившая. В какой-то миг его коснулось донесшееся из неведомых глубин пространства и времени холодное дыхание смерти. Это ощущение было едва уловимым, но Харон отличался умением распознавать знаки, идущие свыше. Вместо себя он послал на Форментеру Хадира.

Теперь Хадир мертв, и, хотя убил его человек Багирова, не исключено, что Ростовцев или некто из его окружения тоже приложил к этому руку.

Месть сама по себе уже давно перестала интересовать Харона. Времена графа Монте-Кристо давно прошли. В первую очередь Харон был бизнесменом. Бизнесменом, которому интуиция подсказывала, что настало время уйти на покой. Осталось завершить два последних дела, после которых он до конца своих дней не будет испытывать нужду в деньгах. Он перехватит прибывающий из Западной Африки груз алмазов, и, если на то будет воля Аллаха милостивого и всемогущего, наложит руку и на бриллианты, похищенные у де Бирс. По сведениям, полученным Хароном из надежного источника, бриллианты эти Ростовцев хранил на Форментере.

К облегчению Пабло окно Крусиграмы оказалось приоткрытым. Это было неожиданной удачей. Теперь ему не придется надрывать голосовые связки, чтобы Мария услышала его.

На улице Бутылки, расположенной в самом центре Китайского квартала не было магазинов, и случайные прохожие сюда, как правило, не забредали. Отсутствие людей облегчало задачу лейтенанта, который, несмотря на приятный голос и отличный слух, немного стеснялся выступать на публике.

Разорвав тишину мелодичным гитарным перебором, Пабло запел о своем бедном сердце, изнывающем в ожидании любимой.

— старательно выводил Монтолио несколько двусмысленные слова знаменитого шлягера Хуана Луиса Герры.

Занавеска на окне дрогнула и отодвинулась в сторону. Перегнувшись через подоконник, Мария Гриценко с недоверчивым изумлением взирала на Пабло.

— Чего-чего? — спросила потрясенная хохлушка. Она не до конца уловила смысл текста, и не могла решить, радоваться ей или негодовать. — Куда это ты хочешь погрузиться до самого дна? И что ты подразумеваешь под "жить, намокая в тебе".

— вместо ответа повторил припев Пабло.

Лингвистическое замешательство Крусиграмы от этого лишь усугубилось.

— Пускать пузыри любви? — подозрительно повторила она. — Может пояснишь, каким именно местом ты собираешься пускать пузыри?

— Я тут ни при чем, — объяснил Монтолио. — Это в иносказательном смысле. Пузыри будет пускать рыба.

— Рыба, которой ты хочешь стать?

— В общем-то, да.

— В таком случае, я все поняла правильно. Ты хочешь стать рыбой, погрузиться в меня до самого дна и при этом пускать пузыри. Яснее выразиться невозможно. Знаешь, что делают у нас на Украине за подобные намеки?

Пабло прошиб холодный пот. Он представить себе не мог, что Мария способна воспринять текст песни настолько буквально.

— Вообще-то это не я собираюсь пускать пузыри, а Хуан Луис Герра, — дрогнувшим голосом пояснил он.

— Что еще за Хуан? — в голосе Крусиграмы звучала нарастающая угроза. — Этот козел тоже рассчитывает в меня погрузиться? Так передай этому своему Хуану…

— Подожди! — взмолился Монтолио. Мысль о том, что он почти запорол очередное задание полковника Карденаса, ввергла агента CESID в состояние, близкое к панике. — Ты меня неправильно поняла. Это всего лишь серенада. У испанцев есть такая традиция — исполнять серенаду под окнами дамы своего сердца. Слова при этом не имеют никакого значения.

— Чушь собачья. Если что и имеет значение в песне, так это слова. Мог бы спеть нечто более приличное, вроде "Nо me quitte pas, il faut oblier, tout peut s'oublier…"

— Но это же по-французски, — заметил Пабло.

— Ну и что? — пожала плечами Мария. — Зато слова совершенно нормальные: "Не оставляй меня, надо все позабыть" и все в таком роде. Французы — культурная нация. Они не пишут такую похабщину, как этот твой Хуан пускатель пузырей или как его там.

— Испанцы не поют своим девушкам французские песни.

— Это еще почему?

Пабло с облегчением вздохнул. Похоже, ему удалось уйти от скользкой темы рыб, пускающих пузыри в неположенном месте. Вопрос взаимоотношений испанцев и французов содержал значительно меньше подводных камней.

— Потому что испанцы спокон веков недолюбливают французов, — пояснил он. — Вполне типично для соседствующих народов. В природе борьба за выживание тоже принимает наиболее острую форму у близкородственных видов, занимающих один ареал обитания.

— Чего-о? — изумленно вытаращилась на него хохлушка.

— Может, ты позволишь мне подняться? Неудобно как-то кричать на всю улицу.

Мария поджала губы, выдерживая выразительную паузу.

"А что, если все-таки женится? — размышляла она. — С головой у парня, конечно, не все в порядке — сначала пузыри хотел пускать, потом понес какую-то чушь про близкородственные ареалы, но все-таки дерется из-за меня, серенады под окном поет. Непонятно только, почему он все время убегает. Может, из-за застенчивости?"

— Так я поднимусь?

— Ладно, — смилостивилась девушка. — Только больше — никаких пузырей.

— Обещаю.

"Главное — не забывай о работе", — взлетая по лестнице на третий этаж, повторял про себя Пабло напутствие полковника Карденаса.

Не желающее слушаться доводов разума, сердце агента CESID бешено колотилось о ребра. Мысль о том, что сейчас он окажется наедине с Марией, сводила его с ума.

Засунув руку в карман, Пабло нащупал в нем коробочку с прослушивающими устройствами.

"Сначала дело, а потом все остальное", — твердо сказал себе лейтенант Монтолио.

Разговор с Марфой Симаковой окончательно дезориентировал и без того сбитого с толку Тамбовского Красавчика. Предсказание оказалось слишком расплывчатым. Смерть, которую видела гадалка, не обязательно должна была настигнуть Василия, судьба которого, вроде бы, еще не была окончательно предрешена. Он мог с равным успехом умереть насильственной смертью или же стать обладателем несметных сокровищ, связанных каким-то образом с неким каменным мешком.