Дарья Донцова - Мыльная сказка Шахерезады

- Да, спасибо за идею, - воскликнула я. - А что было потом? Ну… когда… закончилось то… что началось в конце девяностых.

- Хорошо, когда человек умен и догадлив, как я, - не упустил возможности похвалить себя Сеня. - Ирина прописалась по новому адресу, в коммуналке. На улице Щелкина она появилась в тысяча девятьсот девяносто девятом. Похоже, Ариадне Олеговне надоело давать приют беспутной дочери, она ее к себе в очередной раз прописывать не стала. И я ее отлично понимаю: сколько волка ни корми, а он все в лес смотрит. Я бы тоже уголовницу послал подальше. Вот только неясно, каким образом Ирина метры в коммуналке получила. Прямо сказочная история, похоже, кто-то ей наворожил. Может, мать родная? К себе криминальное дитятко оформлять не захотела, но нажала на нужные педали, и опаньки, наша Ира имеет крышу над непутевой головой. Но дальше больше. Через двенадцать месяцев Ира приобретает отдельную жилплощадь, ту самую, адрес которой я от тебя получил. И с той поры, вот уже больше десяти лет, Соловьева добропорядочная гражданка, никаких правонарушений за ней не числится. Хотя постой-ка! Катерина…

- А с ней что? - поинтересовалась я.

- Катя приехала с матерью в отдельную квартиру, - протянул Сеня, - зарегистрирована честь по чести в домовой книге. Но откуда она взялась?

- Хранится в столе у паспортистки или начальника ДЭЗа, - ответила я.

- Не книга, а девочка, - уточнил Собачкин. - Катерине на момент регистрации в двушке исполнилось два года. Но со старого места жительства Ирина выписывалась одна, никаких упоминаний о ребенке нет.

- Наверное, в домоуправлении напутали или во время пожара часть документов сгорела, - предположила я. - Кстати, у Соловьевой тогда пропали семейные фотоальбомы, не осталось ни одного снимка крошечной Кати, не сохранились памятные кадры выписки девочки из роддома.

Семен откашлялся.

- Ирина жила в коммуналке, в доме гостиничного типа. Представляешь, как выглядит такая халабуда?

- Десятиметровая комната, коридор с двадцатью дверьми, кухня с одной плитой и раковиной размером с чашку, санузел без ванной: один унитаз, - ответила я. - Те, кто придумал подобные хоромы, сами должны в них до конца своей жизни ютиться. Там даже хомячку тесно.

- Дом стоит по сию пору, - перебил меня Собачкин. - Но теперь это отель, здание купил «Фонд Макс», он же и расселял жильцов в двухтысячном году.

- Соловьева на тот момент уже уехала? - спросила я.

- Точно, - буркнул Собачкин, - но не о том речь. Ничего не горело. Не было там никаких пожаров. Ты думаешь о том же, о чем и я? Вероятно, Ирочка в своей комнатушке уронила свечку, а та ну крайне удачно угодила на фотографии с документами. Фрр! Усе и погорело. Но само здание никогда не страдало от огня, документация жива. Жильцы в доме менялись быстро, прописывались - выписывались, одна комната могла за год трех владельцев сменить, но в бумагах порядок. Ирина въехала без детей, перекантовалась в общаге около двенадцати месяцев и выехала одна. В собственные хоромы, приобретенные за наличные деньги, оформилась вместе с двухгодовалой Екатериной, чьей матерью является с тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Все. Если тебе что еще понадобится, звякни завтра. Ночью лучше спать, даже тем, чьи шкафы забиты скелетами.

Я никак не отреагировала на его слова, положила телефон в карман и мгновенно была атакована Катей, которая хотела узнать, что рассказал Собачкин. Я постаралась обойти острые углы.

- На месте дома, где ранее жила твоя мать, сейчас стоит гостиница. Судя по документам, Ирина являлась единственным ребенком в семье, никаких братьев, сестер не имела. Замуж она никогда не выходила. Лучше тебе сейчас лечь спать, утро вечера мудренее.

- А вы уйдете домой? - с плохо скрытым страхом поинтересовалась Катя.

- Хочешь, поедем в Ложкино? - предложила я.

- Нет, - после паузы отказалась девочка, - если мама вернется и не найдет меня, то перепугается. Останусь в квартире, запрусь на замок, пододвину к двери комод. Еще можно на пол пустые спичечные коробки положить! Видела в одном телесериале. Героиня так от смерти спаслась. Насильник шасть в ее комнату, наступил на коробок, тот с треском лопнул…

- У вас есть раскладушка? - перебила я Катерину. - Не хочу в пробке стоять, с твоего позволения, останусь тут. Надеюсь, Ирина не рассердится на незваную гостью.

- Раскладушки нет, но вы можете лечь на кресло-кровать, - обрадовалась девочка, - подушку, одеяло и белье я дам. Пошли в мамину спальню.

В отличие от детской, набитой игрушками и новинками техники, комната матери выглядела аскетично. Ничего лишнего. Узкая софа, покрытая серо-коричневым пледом, стенной шкаф, тумбочка и кресло. На стенах не было картин, нигде никаких безделушек, книг, дисков, впрочем, телевизор и музыкальный центр тоже отсутствовали. В помещении только спали, не валялись на кровати с конфетами и журналом, не отдыхали, глядя любимое кино. Ничего лишнего. На прикроватном столике стояли самый простой будильник и круглое зеркало в вычурной, похоже, серебряной рамке. Оно настолько не гармонировало по стилистике с остальной обстановкой, что я бестактно без спроса взяла вещицу и глянула в посеребренное стекло. Отражения не было. Зеркало оказалось испорчено, его покрывала паутина трещин и россыпь темных пятен.

- Ой, поставьте скорей его на место, - испугалась Катя, - не трогайте, нельзя ни в коем случае к нему прикасаться!

- Извини, - произнесла я и возвратила зеркальце на тумбочку. - Похоже, оно старинное.

- Мама один раз сказала, что в нем заключено чудовище, - поежилась Катерина, - она на него молилась, брала в руки и говорила какие-то странные слова.

- Кто, скажи мне, всех милее, всех румяней и белее? - пошутила я.

Но девочка серьезно ответила:

- Нет. «Сиди, не выходи, сиди, не гляди, сиди, не отвечай, про Нормандию не забывай». Я ее один раз в детстве спросила: «Мама, почему ты с зеркалом разговариваешь?» А она ответила: «Катя, никогда не трогай его даже пальцем, внутри живет чудовище по имени Андрюша из Нормандии!» Ну, я очень перепугалась! А мама перестала перед сном с зеркалом разговаривать, оно у нее просто на тумбочке стоит. Года два назад я у нее возьми да спроси: «Мамочка, зачем ты мне про монстра Андрюшу рассказывала? Я из-за него в твою комнату заходить боялась».

Ира посмотрела на дочь.

- Ты о чем?

Катерина ей напомнила, старшая Соловьева почему-то занервничала.

- Катюша, зеркальце - единственная память о моих родителях. Я не хотела, чтобы ты его разбила, вот и напугала тебя. Сейчас ты взрослая и понимаешь, что никаких Андрюш в нем нет.

- Но ты каждый вечер произносила: «Сиди, не выходи, сиди, не гляди, сиди, не отвечай», - напомнила дочь, - и еще что-то там про Нормандию.