Дарья Донцова - Мыльная сказка Шахерезады

- Прекрасный вопрос для профессионального психолога и человека, который находился в группе по поимке серийного взрывника! - взвился Собачкин. - Ответить на него? Тебе надо было без замедления идти к спецам, отдать им свой телефон, сообщить о контакте.

Егор поморщился.

- Давай без нравоучений. Да, я работал с органами правопорядка, знаком с тем, как ведутся дела, могу реально оценить умственные способности оперативников и следователей. Колокольцева ловили год! И обнаружили его только благодаря моей помощи.

- Молодец! - выкрикнул Сеня. - Подать Тяпкину-Ляпкину медаль за взятие маньяка.

Егор повысил голос:

- Но случай со складом игрушек показал, что я ошибся. Я сделал профиль, хпо нему взяли Колокольцева. Однако был еще и другой взрывник, о котором ученый, то есть я, и не подозревал. Вениамин всего лишь подражатель. Встречаются люди, восхищающиеся преступниками, например, бабы влюбляются в насильников, убийц, ездят к ним на зону, подкармливают, одевают, обувают, готовы выйти замуж за мерзавца. Попадаются мужчины, которые берут с маньяка пример, повторяют его преступления, хотят славы. Колокольцев принадлежал к последним, а я совершил ошибку, вырвал вершки, а корень остался в земле. Не было смысла обращаться в милицию, началась бы стандартная бюрократическая процедура поиска. Сначала пробьют номер звонившего мне, затем… а затем все! Я же знал, что преступник не дурак, телефон он приобрел на Горбушке, взял краденый, сим-карта тоже не в головном офисе компании получена. Если Колокольцев шифровался целый год, то сколько времени будут искать его вдохновителя? Десятилетия? И какое количество трупов очутится в моргах? А я мог решить проблему за сутки, и я ее решил. А уж какая цена заплачена за это решение, не важно. Люди остались живы, и никто не подозревает, что мог умереть раньше срока, никто мне «спасибо» не скажет. Что вы от меня хотите? Если Катя не убита, я… я… я на такое и надеяться не мог! И откуда преступник узнал про ребенка?

- В вашем кабинете есть миниатюрные издания, - перевела я разговор в другое русло, - красивые крохотные книжечки, переплеты украшены драгоценными камнями. Где они находятся?

Егор, который вновь приложил к глазам бумажный платок, бросил его в корзинку, но он, не долетев до нее, медленно спланировал на пол. Я проводила его взглядом и повторила:

- Где они?

Егор встал, подошел к одному из шкафов, открыл створки и сказал:

- Смотрите, но не трогайте книги руками. Я никому не разрешаю прикасаться к раритетам, сам пользуюсь специальными перчатками.

- Миниатюры занимают четвертую полку, а на пятой снимки в рамках, - протянула я.

- Не могу назвать себя сентиментальным человеком, но некоторые, особенно дорогие для меня снимки держу в кабинете, - кивнул Егор. - Слева в ажурной раме портрет отца, сделан незадолго до его смерти. Рядом с ним мама, она покончила с собой, у нее было биполярное расстройство, или маниакально-депрессивное состояние. Папа не смог помочь ей, она выпрыгнула из окна. Понятное дело, по Москве полетел слух, будто Булгаков убил жену. Отец не хотел, чтобы я рос с сознанием того, что мать, забыв о ребенке, убила себя. Поэтому ее смерть была классифицирована как несчастный случай. Но когда я учился в МГУ, он передал мне письмо от матери. Самоубийцам свойственно оставлять близким записки, и я узнал правду. А это наше общее фото с Костей.

- Выглядите счастливыми, - сказала я, - похоже, снимок сделан в этом кабинете. Вы с ним сидите на диване. Вы мало изменились с тех пор.

- Костя тоже, - печально сказал Егор. - Да, мы тогда были счастливы, папа активно работал, а нам будущее представлялось прямой дорогой, без ухабов и рытвин.

Я всмотрелась в изображение.

- Что это лежит на спинке дивана? Вроде коврик с изображением утенка? Необычный предмет для рабочей комнаты мужчины, да и расцветка оригинальная, утенок красный, клюв у него синий, лапы зеленые. Это иллюстрация галлюцинаций наркомана?

Егор закрыл шкаф.

- Глупость. Чепуха, подарок Кости. В советские годы выехать за границу было очень сложно, поездка в Болгарию почиталась за счастье. Но мой отец, профессор Булгаков, ухитрился пристроить Костика в группу ученых, которых отправили на конгресс в Варну. Греков очень хотел привезти всем подарки, но тогда разрешалось взять с собой лишь тридцать долларов, может, чуть больше, я уж сейчас точно не помню. Костик купил мне брелок, а папе ничего не мог подыскать, очень расстроился, а перед самым отлетом в аэропорту купил этот коврик. Он детский, но денег хватило только на него. Отец всегда поддерживал Константина. После смерти Павла Грекова он почувствовал ответственность за его сына. Приволоки я эту безвкусицу, отец бы вежливо меня поблагодарил, а потом убрал коврик с глаз долой. Но его преподнес Костя, поэтому коврик мирно лежал на диване, абсолютно не соответствуя убранству кабинета. Если кто-то из посетителей бросал недоуменный взгляд на «шедевр», отец пояснял:

- Мой подопечный, Костя, участвовал в международной конференции, привез мне как опекуну его на память.

Отец всегда возвышал Константина, он мог сказать без подробностей: «Это подарок от младшего Грекова». Ан нет, говорил про приглашение за границу, придавал Косте статусности. У него была такая позиция. Родной сын, то есть я, талантливый, умный, у него жив отец, не последний человек в области психиатрии, сын не нуждается материально, ему помогать нет нужды, с фамилией «Булгаков» он сам пробьется. А Костя сирота и не так одарен, как родной сын. Грекова надо тянуть. Поэтому мой отец стал научным руководителем опекаемого. Брать родного отпрыска под свое крыло не захотел, это неудобно, да и необходимости нет: Егор сильный, а Костя слабый. По этой же причине Греков раньше меня в аспирантуру попал, место одно было, и на перспективную службу его отец устроил, я сам лапами скреб. Отец постоянно твердил:

- Егор, ум и талант даны тебе от природы, нельзя дар на ветер пустить, если стану тебе помогать, ты обленишься, ничего не добьешься. Костя сирота, мой долг его опекать, он и сам пытается пробиться, не отчаивается. И с меньшими задатками люди становились великими. Главное, труд ежедневный, постоянный, он, как известно, из обезьяны сделал человека. Я могу продолжить мысль классика: а лень человека превращает в обезьяну.

- Где коврик сейчас? - перебила я Егора.

Сеня приоткрыл рот. Ему явно хотелось сказать: «Дашутка, перестань интересоваться ерундой», но у профессионалов не принято делать замечания напарнику в присутствии допрашиваемого, поэтому Соб промолчал.

Егор спросил:

- Почему вас интересует ковер?

- Просто так спросила, - ответила я.

Булгаков сел в кресло.

- Дарья, я хорошо читаю язык тела: вы непроизвольно стиснули пальцы в кулак, выставили вперед ногу, чуть наклонили голову, «бодаете» лбом воздух. Вы явно в дискомфорте и напряглись, когда увидели фото с сувениром из Варны. Так в чем дело?