Сергей Милошевич - Приключения Шуры Холмова и фельдшера Вацмана

Милиция скоро уехала, и Шура и Дима, погрузившись в свои невеселые мысли, стали молча ждать наступления темноты. Впрочем, ожидать пришлось недолго. Не прошло и часа, как на город опустились серые весенние сумерки, а вместе с ними и густой туман, плотно укутавший одесские улицы. Благополучно выбравшись с чердака, друзья вышли из дома и растворились в тумане.

— Куда пойдем? — угрюмо спросил Дима, глядя на ослепительный оранжево золотистый ореол вокруг уличного фонаря — следствие эффекта рефракции его лучей в туманной дымке.

— У древних готов было отличное правило. Одну и ту же проблему они решали дважды. В первый раз на трезвую голову, а второй раз — на пьяную. После чего приходили к некоторому компромиссному решению, всегда оказывающемуся очень мудрым, — после долгого молчания произнес Холмов. — Поэтому, предлагаю зайти в какую-нибудь бадегу, выпить по сто пятьдесят граммов, а там уже будем решать…

Они зашли в шашлычную на улице Богдана Хмельницкого, взяли водки, пару салатов и бутерброды.

— Не хотел я тебя сразу расстраивать, Вацман, — медленно, словно нехотя, проговорил Шура, когда они выпили по первой. — Но ситуация складывается таким угрожающим образом, что в Одессе нам оставаться нельзя. Даже на очень короткое время. Нас усиленно ищет с одной стороны милиция, с другой стороны уркоганы. И они найдут нас очень быстро, Вацман, поверь мне. Найдут, даже если мы спрячемся на дне морском в Аркадии. Ты просто не знаешь всех этих тонкостей. Мы в западне, Вацман…

— Так что же делать?! — заволновался ошеломленный Дима.

— Нужно немедленно сматываться из Одессы, — угрюмо констатировал Холмов, разливая по стаканам остатки водки. — Бежать, сломя голову, сегодня же, сейчас же. Только вот куда… У меня за пределами Одессы никого из родственников и близких знакомых нет, а в гостинице нам останавливаться рискованно — может уже на нас розыск объявили. Да и денег у нас с тобой не густо. Может у тебя кто-то из близких живет в другом городе?

Дима отрешенно покачал головой и резко опрокинул стопку, вылив ее содержимое в горло. Шура еще больше помрачнел и задумался.

— Слушай, Вацман, у меня отличная идея! Давай поедем к этому председателю колхоза, который к нам недавно приходил, — вдруг воскликнул Холмов, грохнув кулаком по столу. — Ну помнишь, у которого коровы дохнут до непонятной причине. Тем более, он нам обещался проезд оплатить, дармовое жилье и жратву предоставить. Слушай, это же выход. отличный выход, Вацман…

Дима тяжело вздохнул и обреченно махнул рукой — мол, делай что хочешь, поехали хоть к черту за пазуху.

— Только дай вспомнить, где он живет, — наморщив лоб, стал размышлять Шура. — Белгородский район, это я помню точно, а вот село… У него еще название такое… настоящее, русское, задорное… Ага, вот, вспомнил — Хлебалово! Точно — Хлебалово. А колхоз тоже назывался как-то оригинально…

— «Лидер октября», — вспомнил через некоторое время Вацман.

— Точно! — воскликнул Шура и впервые за последние часы на его лице появилась слабая улыбка. — Идем на вокзал, Вацман. Покрутимся в селе Хлебалово некоторое время. А наши бандюги тем временем удостоверятся, что нас в Одессе нет, поостынут маленечко, да и глядишь, потихоньку и забудут о нашем существовании…

На железнодорожный вокзал Дима и Шура приехали всего за полчаса до отправлении поезда «Одесса-Новосибирск», следовавшего в нужном им направлении. Дабы не появляться в здании вокзала (не исключено, что их там караулили бандиты или могла опознать милиция). билеты Холмов попросил взять носильщика, вознаградив его за эту услугу пятью рублями. По этой же причине в поезд друзья сели всего за три минуты до отправления поезда. Но вот, загудел тифон тепловоза, состав тронулся и стал набирать ход. Погрустневшие Дима Вацман и Шура Холмов молча стояли у окна и смотрели, как мимо проплывают городские огни, завод Январского восстания, Ивановский мост, 2-я Застава, Ленпоселок… Вот поезд неторопливо проехал мимо маленькой станции Усатово и на мгновение нутро вагона осветилось от яркого света станционных прожекторов. При этом Дима заметил, как в уголке глаза на застывшем, словно окаменелом лице Шуры Холмова яркой алмазной искрой блеснула слезинка…

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ШУРЫ ХОЛМОВА И ФЕЛЬДШЕРА ВАЦМАНА

— Вы, кажется, в Белгороде выходите? — осведомился у Димы и Шуры усатый, здорово смахивающий на старого, бывалого кота, проводник. Весь его похотливый внешнии вид красноречиво говорил о том, что он за свою долгую поездную жизнь перетрахал не один десяток пассажирок и проводниц. — В таком случае собирайте шмотки — через десять минут будем там. Холмов, отрешенно глядевший в окно, вяло кивнул и судорожно вздохнул. В этот момент за окном вагона промелькнул дежурный по переезду, державший в полуопущенной, вытянутой руке свернутый желтый флажок, который почему-то напомнил Шуре памятник Дюку… Что же касается Димы, то он был занят беседой с попутчиком, изможденным мужчиной средних лет, который всю дорогу не переставая жаловался на свою неудачливую жизнь.

— Единственный сын, надежда, понимаешь, и опора отца в будущем — и тот, сволочь, оказался гомосексуалистом! — шмыгая носом, изливал он Вацману душу. — Ладно, я понимаю еще, ежели бы активным, так ведь пассивным, сволочь… Университет закончил, гад, факультет журналистики, в областной газете работал. Теперь он подпольную газету этих гомиков, понимаешь, редактирует, «Прямая кишка» называется…

Димин попутчик ненадолго умолк, подвигаясь и освобождая место вернувшемуся из туалета соседу, коренастому деревенскому мужику о двумя огромными чемоданами в руках и рюкзаком за спиной. Выходя в туалет, мужик каждый раз брал все свои вещи с собой, опасаясь, что их в его отсутствие украдут.

Вскоре поезд резко сбавил ход и, скрипя тормозами, остановился у серого здания вокзала, с большой надписью на фасаде «Белгород». Схватив свои вещи и наскоро попрощавшись с попутчиками, Вацман и Холмов бросились к выходу.

— Слышишь, где тут у вас автостанция — спрыгнув на перрон, поинтересовался Шура у проходившего мимо подвыпившего аборигена в полинялом, латаном-перелатаном пиджаке.

— Тут недалече, сразу за вокзалом, дай двадцать копеек, — без всякой связи, пробормотал абориген, тоскливо глянув на Холмова. Пожав плечами, — Холмов безропотно полез в карман.

Старенький, дребезжащий автобус «ПАЗ», уныло урча мотором, кренясь и подпрывивая, медленно полз по дороге. Впрочем дорогой этот участок земной поверхности, раздолбанный до такой степени, словно по нему несколько суток подряд пристреливался артиллерийский дивизион, можно было назвать чисто условно — от окружавшей местности он отличался разве что тем, что на нем не росла трава. Повторяя все движения автобуса, мотались и пассажиры, в числе которых были и Дима с Шурой. При этом их головы совершали сложные вращательные движения вокруг оси, словно у китайских болванчиков. Минут через пятьдесят выматывающего душу путешествия «ПАЗ» неожиданно остановился во чистом поле.