Татьяна Луганцева - Девочка на шáру

С траурным выражением лица она вошла в квартиру.

— Есть будешь? — спросила ее Агриппина Павловна, дама весьма внушительных размеров.

— Нет, — покачала головой Яна и прошла в свою комнату.

Надо отметить, что Агриппина Павловна была весьма героической женщиной. Она воспитывала Ричарда лет с одиннадцати, заботилась о нем и фактически заменила ему мать. Долго она сопротивлялась их союзу, считая Яну особой взбалмошной и ненадежной, но потом все же приняла. Маленький Вова растопил последние льдинки в ее сердце, и когда брак Яны и Ричарда распался, женщина с жертвенной готовностью последовала за Яной с сыном, посчитав, что им она нужнее, чем сорокалетнему Ричарду. Чего ей стоил такой поступок, знала только она одна, но Яна ценила его и очень любила Агриппину Павловну. Яна знала, что домоправительница в глубине души надеется на то, что ее союз с Ричардом восстановится, и очень жалела Агриппину Павловну, так как чувствовала, что исполнение ее мечты вряд ли возможно. Ведь уже давно ее душу пожирал огонь любви совсем к другому человеку, и ей было все равно, есть ли у него титул, замок и деньги, ей был нужен Карл, и только он. Казалось, что ее карма совпала с кармой этого человека, что они как бы специально вознаграждены в этой жизни за что-то и рождены друг для друга.

Обстановка в комнате Яны была соответствующей: розовые шторы, тюль цвета снега в красное сердечко, широченная кровать под розовым покрывалом с золотыми кисточками, огромное трюмо, заставленное всевозможными баночками, скляночками, духами в пузырьках. Одних помад в красивых тюбиках валялось здесь штук двадцать.

Большой зеркальный шкаф с раздвижными дверями не вмещал и малой толики вещей, что были у Яны. Груды ее яркой одежды хранились также и в коттедже Ричарда. Некоторые вещи так и остались ненадеванными, а просто с этикетками складывались в шкаф. Иногда Яна с удивлением находила ту или иную одежду в своем гардеробе и не могла вспомнить, по какому случаю и где она ее приобрела. Иногда Цветкову одолевало желание освободить недра шкафа от ненужных вещей, и она охапками раздавала их направо и налево друзьям, знакомым и коллегам по работе. Правда, не всем подходил размер — Яна, напомним, была худой и высокой, — и женщины брали одежду своим дочкам. Вот так во всем Яна была небережливая и какая-то непутевая. Не готовила, не шила, не вязала, не вела хозяйство в нормальном понимании этого слова. Была занята работой и ввязывалась во всякие странные дела, частенько с криминальной подоплекой, причем такие дела как бы сами находили ее. Она постоянно помогала чужим людям, решала их личные проблемы и бытовые споры.

Придя в свою комнату, Яна разделась, облачилась в широкую розовую шелковую пижаму и легла в постель.

Агриппина Павловна осторожно приоткрыла дверь и снова повторила вопрос:

— Кушать будешь?

Готовила она как профессиональный повар, а уж по части выпечки домоправительнице впору было вручать Нобелевскую премию. В большинстве своем забота этой немногословной и грубоватой женщины по отношению к другим людям сводилась к тому, чтобы посытнее и повкуснее накормить их.

— Сытый, значит, уже не помрет, — говорила Агриппина Павловна, и поспорить с ней было сложно.

Яне постоянно приходилось впихивать через силу в себя всевозможные плюшки, булочки и ватрушки. Сама природа сжалилась над ней, и, несмотря на поглощение огромного количества пищи, содержавшей углеводы, она оставалась худой, как спица. Отказаться от приготовленных Агриппиной Павловной кушаний было равносильно оскорблению, но на сей раз Яна на такое осмелилась.

— Чай? Кофе? — с угрозой в голосе спросила Агриппина Павловна.

— Нет, ничего не хочу, — ответила Яна и отвернулась к стенке.

Агриппина Павловна ушла, весьма озадаченная, но через час повторила свою попытку накормить или напоить Яну. Та лежала с совершенно отсутствующим взглядом и отказывалась от всего.

Она сама не знала, сколько часов провела в таком коматозном состоянии. Свет сменила тьма, ночь — новый рассвет. Ей не хотелось есть, пить и не хотелось ничего делать. Казалось, силы покинули ее навсегда.

С первыми лучами апрельского солнца в комнату Яны заглянул весьма встревоженный Ричард. Судя по заплаканным глазам маячившей за его спиной Агриппины Павловны, это она вызвала его.

— Доброе утро, дорогая! — Ричард бодрой походкой вошел в комнату и раздвинул занавески.

Яна недовольно поморщилась.

— Что с тобой? Почему ты лежишь в кровати целые сутки?

— Что, уже и отдохнуть нельзя? Привыкли, что я все время скачу, как клоун по арене? — ответила Яна весьма недовольно.

Лицо ее было бледным, а волосы лежали на подушке спутанным веником.

— Ты заболела? — Ричард присел рядом с ней и положил руку на лоб.

Это был мужчина сорока с небольшим лет, среднего роста, спортивной комплекции, следящий за собой. Совершенно черные глаза его смотрели с тревогой, а черные с легкой проседью на висках волосы обрамляли лицо небольшой волной. Смуглую кожу левой щеки пересекал шрам, от которого он так и не избавился.

Яна закатила глаза.

— Да, у меня болит…

— Что?

— Душа.

— А конкретнее? Тебе чего-то не хватает?

— В том-то и дело, что не знаю чего. Психолог сказала, что я зажралась. В чем-то она, конечно, права. Она говорит, что мне надо начать с нуля, с низшего звена, так сказать.

— Это неправильный психолог, — легко возразил Ричард. — Человек может обернуться назад, но вовсе не обязательно возвращаться назад.

— Эх, мне бы твою голову! — вздохнула Яна, натягивая одеяло до подбородка.

— Может быть, переедешь в коттедж? — спросил Дик.

Яна отрицательно покачала головой.

— Приобрести тебе путевку куда-нибудь?

Она снова покачала головой.

— Позвонить Карлу? Может быть, поедешь к нему? Или вызвать его сюда? — продолжал допытываться Ричард.

— Еще чего! — воскликнула Яна. — Чтобы его расстроить? Он не привык видеть меня в таком разобранном состоянии.

— Пусть привыкает. Если любит, должен видеть в любом состоянии, — ответил Ричард.

— Неужели ты не понимаешь, что я никого не хочу видеть?! — возмутилась Яна.

— Так… Ну-ка, вставай! Хватит разлеживаться! — скомандовал Ричард, срывая с нее одеяло.

— Э… поаккуратнее! Прошли те времена, когда мы были мужем и женой! — поежилась Яна.

— Эту песню я знаю. Теперь ты другому отдана и будешь век ему верна, — улыбнулся Ричард.

— Вот именно! — огрызнулась Яна, снова укутываясь в одеяло.

— Хорошо, подумай о нашем ребенке. Что с ним будет, если с тобой что-то случится? — спросил Ричард.

— Обязательно подумаю, — ответила Яна, и на ее глаза навернулись слезы, — только дай мне побыть одной, пожалуйста…