Игорь Чубаха - Кремлевский джентльмен и Одноклассники

– Цапля. Семен Цапля… Я буду краток, – добродушно прогудел Семен Цапля: – Мне довелось побывать в неочищенных промышленных стоках. И не с инспекцией, хлопцы. Я в них плавал. И хочу сказать, что моя страна полностью и безоговорочно поддерживает Лондонский протокол, готова присоединиться к его подписанию, и других призывает сделать то же самое. Ото ж.

Он спустился с трибуны так стремительно, что Оюшминальд Федорович примерно минуту собирался с мыслями, дабы вместо привычных слов об «особом мнении», сказать:

– Прошу занести в протокол намерение делегации Украины присоединиться к договору.

Непривычные слова произвели странное воздействие на собравшихся. Так бывает, когда лежишь в горячей ванне, и вдруг что‑то меняется. И ты не можешь понять, что именно отключили. Морозит ли тебя ледяная вода, или наоборот, обваривает крутой кипяток.

Собрание зашевелилось. Лысины, ордена и запонки утратили вид драгоценностей, пылящихся на витрине. Теперь это был скорее муравейник. Весенний, едва проснувшийся, но все же муравейник.

А у трибуны уже терпеливо переминался с ноги на ногу следующий докладчик.

– Латвия, – объявил председатель, дописав строчку в протоколе заседания, – приготовиться Сомалийской Республике.

– Моя страна, – сказал Гедгаудас Зиедонис и сделал паузу, дожидаясь, пока пчелиный гул в зале утихнет: – моя страна присоединяется к мнению предыдущей делегации. Мы подпишем протокол. – заявил экс – посол Латвии в России, переведенный по каким‑то дипломатическим причинам на иную работу.

– Я кажется знаю, ресторанчик, о котором ты говоришь, Валера, – чему‑то улыбнулся Принц.

Пожалуй, он единственный во всем зале не затаил дыхание при виде сразу двух сенсаций подряд. Даже небритый ближневосточный лидер в ложе напротив заворочался, короткими повелительными жестами подзывая своих советников. Лидеру закон не писан. Он уже добрых пятнадцать лет вопреки запретам МАГАТЭ строит атомную станцию и терпит суровые экономические санкции. Но одно дело – атомная станция, и совсем другое – дейтериевый завод. А если подписавшие протокол страны ограничат поставки не только тростникового сахара, но и свекольного?

– Да что все так взбеленились? – удивилась Тамара: – я рада, что у Гедаса новая работа, но когда это Латвия делала погоду в большой политике?

– Хватит уже! – резко сказал Бондарь: – хватит восклицать! – других случаев, когда Валерка повышал на первую невесту России голос, Принц даже не мог припомнить.

На трибуну поднялся делегат, который с равным успехом мог оказаться представителем Сомали, или любой другой страны, у которой есть морское побережье и пляжи. Белые, выгоревшие на солнце волосы, косая челка и острый нос. Рубашка на нем была все такая же белая, правда, сапоги он сменил на лаковые туфли. Впрочем, было заметно, что при всей природной ловкости ходить ему в них не в кайф. В зале шушукались, что этот человек за неделю искоренил пиратство.

– Черт! – негромко сказала Тамара и слегка покраснела.

– Меня зовут Александр Грин! – заявил моряк, заглушив предложение Оюшминальда Федоровича: «Представьтесь!». – в стране, которую я в данным момент представляю, говорят так: страна это корабль. Я ходил по морям и, поверьте, джентльмены, на кораблях не принято… – Грин на секунду задумался над формулировкой и победоносно заключил: – допускать похабщину в каком бы ни было виде. Поэтому я уполномочен заявить, что мой корабль, иными словами, моя страна присоединяется…

Поднялся невообразимый шум. Журналисты бросились было вереницей к выходу, но там и застыли, как люди, которые не могут решить, дослушать ли интересное, или бежать, пока не поздно. Пока горячая информация не расплескалась по дороге. Какой‑то представитель южноамериканской страны, до того невозмутимо и мерно вздымавший объемистый живот под цветастым пончо, вскочил на ноги и, распростерши руки, отчего сделался похож на воздушный змей, закричал страшным голосом:

– Populismo!

Небритый ближневосточный лидер наоборот стал вдруг предельно хладнокровен. Он ограничился тем, что сильно наступил на ногу своему шефу внешней разведки, и, словно безбилетный студент с галерки, взгромоздился на черных бархат барьера ложи. Взгляд его скоро остановился на сидящих напротив Валерке, Тамаре и Принце.

Очень медленно небритый лидер поднес ладонь к горлу и вдруг неуловимым жестом показал известный в уголовном мире знак – глотку порву. В наступившей суматохе этого никто не заметил, только пара шустрых журналюг успели сверкнуть фотовспышками.

– Прошу занести в протокол, – поверх всего этого прозвучал спокойный голос полярника Бутова. – теперь слово имеет представитель государства Израиль. Профессор Файнберг.

Словно седая летучая мышь взлетела в зале и поплыла к трибуне. Длинный нос и кустистые брови. Взгляд старого профессора был непреклонен и суров. Шум стих будто бы сам собой. И только небритый лидер язвительно расхохотался, как впрочем, он хохотал всегда, когда докладывал, выступал, или хотя бы прыгал с шестом представитель данного государства. Обидный хохот редко приводил к немедленному падению прыгуна, но небритый лидер свято верил, что капля камень точит.

А Валерка не смотрел ни на лидера, ни на профессора. Он оглядывал зал. Оглядывал секьюрити, стоящих вдоль правого портала – с зелеными шнурами на рукавах, и у левого – с красными. Англия – страна старая, мало ли, у местных секьюрити в традиции нашивать на почетную форму для охраны высоких собраний шнуры разного цвета.

Далее Валеркин взгляд пробежал по залу. Не так трудно осмотреть две тысячи физиономий, если, конечно, владеешь навыками скоростного чтения и фотографической памятью. Вот мелькнули знакомые черты, такие седые виски нельзя не узнать. Вернемся на два ряда. Надо же, капитан Чагин – чего бы делать на экологическом форуме погранцу с Каспия? Ну, допустим, доклад об осетрах. Но что здесь забыл профессор Курамов, какую Шамбалу ищет? И потом, секундочку, генерал – майор Хромов?! Кто оформлял командировку? Кто подобрал ему такую чудную одежду, ни дать ни взять – немецкий профессор психиатрии?

Это шахматы, вдруг подумал Бондарь. Он даже прикрыл глаза и отчетливо увидел шахматную доску, ряд белых фигур, а напротив, как водится в Англии, не черные, а красные.

Вот смотрит через бруствер ложи получивший все мыслимые звания своей великой страны и являющийся на международные саммиты небритым слон – офицер, разменная фигура. Вон отдыхает, закинув ногу на ногу и улыбаясь собственному остроумному выступлению «конь» – в русле нового правительственного курса представитель Сомали, английский пират с русской фамилией Грин, ему кажется, здорово нравится Тамара.