Михаил Маковецкий - Девушки для диктатуры сионизма

Тем временем строители наркопровода Афганистан-Европа окончательно зарыли служебное расследование пожилого следователя в землю. Воскресший пожилой следователь вновь приступил к выполнению своих должностных обязанностей, а мне поступил первый заказ на заказное убийство.

— Ну и кто же твой первый клиент? Кто этот счастливчик? — поинтересовался Рабинович, — наверное, ты его запомнишь на всю жизнь и будешь его вспоминать на праздничном вечере по случаю своего выхода на пенсию.

— Рабинович прав, — согласился Шпрехшталмейстер, — это как будто первый раз номер работаешь. Ты знаешь, что все будет в порядке, а на душе все равно кошки скребут. Тут главное сосредоточиться, взять себя в руки. Тогда и аплодисменты сорвешь.

— Действительно, кто твоя первая жертва, — без особых эмоций поинтересовался Пятоев.

— Мне заказали убить твою дочь Наташу, — ответил Гришин. Повисла тяжелая пауза.

— И кто заказал? — ровным голосом спросил Пятоев.

— Откуда я знаю? Псковский олигарх этого мне не сказал.

— А как ты должен ее найти?

— Должен найти ее сам. На это отпущены дополнительные средства. Заказчик знает о ней только то, что она прячется в Израиле.

— Прячется? От кого?

— Этого мне не сказали. Но намекнули, что у нее есть какие-то списки.

— Какие списки? Что с ними нужно сделать после ее убийства, — задавая вопросы Пятоев оставался невозмутим.

— На этот счет инструкций пока не поступало.

— А поступят?

— Не знаю.

— У тебя есть помощники?

— Да, ты их знаешь. Хомяк и Сапог, два контрактника из моего подразделения. Которые в бригаде рэкетиров состояли.

— А что они знают?

— Только то, что должны мне подчиняться.

— Ну что же, приказали искать — ищи. Тем более, что и деньги на это дали.

— А может быть потревожить представителя народов Севера? — предложил Рабинович, — В связи с вновь открывшими обстоятельствами. Он мне недавно жаловался, что недавно у него был небольшой конфликт с папой римским, и ему хотелось как-то отвлечься.

— С папой римским, это хорошо, — сказал Пятоев, думая о чем-то своем — с папой римским, это по-нашему.

— Могу рассказать, если интересно, — охотно продолжил Рабинович, — Недавно Эвенку крупно повезло в делах. Очень крупно. В результате чего он поверил в Бога, отправился в Temple of the Coffin of the God (Храм Гроба Господня), во время богослужения подошел к статуе Иисуса и, со словами: «Скажи папе «Спасибо», вложил в руку Христа 1000 шекелей. После чего представитель народов Севера смахнул набежавшую слезу, похлопал по плечу стоявшему рядом с ним оторопевшего священнослужителя (им оказался католический архиепископ Иерусалима Капуччи), многозначительно поднял перед его носом палец и молча вышел вон. Богоугодный поступок Эвенка совпал по времени с торжествами по поводу католического праздника Christmas (Рождество) и транслировался в прямом эфире телевидением Ватикана.

Оторопевший священнослужитель разгневался. Он вообще не любил Израиль, и даже иногда перевозил в своей машине с дипломатическим номером взрывчатку для террористических организаций, а тут кокай-то еврей поднял перед его носом палец! По поводу богохульника поступил гневный протест на латинском языке из отдела внешний сношений Ватикана. В своей полуночной рождественской проповеди в Sacred Peter» s basil (базилике Святого Петра), при большом стечении публики, The daddy the Roman John Paul II (Папа Римский Иоанн Павел II) не называя имен, заклеймил позором действия представителя народов Севера и призвал эти народы к мирному сосуществованию и прекращению насилия и конфликтов.

— Звоним, — сказал Пятоев, выслушав повествование о новом деянии Эвенка — Я буду говорить с ним лично.

— Здравствуйте, Марк Абрамович, — сказал в трубку Пятоев, — Я внимательно слежу за новостями спорта, и недавно узнал, что в штаб-квартире Международного олимпийского комитета в Лозанне было принято решение о том, чтобы разрешить транссексуалам принимать участие в Олимпийских играх. Согласно этому решению, атлеты, которые сделали операцию по смене пола и юридически это оформили, через два года после операции могут участвовать в Олимпиадах. Но по сравнению с понтификом, который осуждает тебя в ночи при большом стечении публики — это семечки. Преклоняюсь и хочу выразить свое почтение при личной встрече.

— Нежно трусь о ваши кирзовые сапоги, товарищ майор, — проворковали в трубке, — нежно трусь. Что касается личной встречи, то буду только рад. И моя хулиганка о вас все время вспоминает. Приезжайте. И обязательно захватите с собой Рабиновича. Недавно меня вызвали полицию, но я сказал им, что буду отвечать на их вопросы только в присутствии моего личного психиатра!

— Что еще за хулиганка? — заволновался Пятоев, положив телефонную трубку — если он имеет в виду свою супругу, то я не поеду.

— Перестань, — укорил его за малодушие Рабинович, — он имеет в виду твою юную псковскую знакомую. Ангелочка больного ревматизмом.

— Средь кафеля и струй журчанья… — гостеприимно распахивая двери своего дома, ворковал Эвенк, — конечно, мой дом это не та квартира, где девки визжат, но надеюсь сегодня вам у меня понравиться. У меня нет мании величия, великие люди этим не страдают, но мой сад чудесен необыкновенно. Не так ли?

— Прежде, чем почесать языки, вспомните, чистые ли у вас руки? — на правах хозяйки спросила старая знакомая Пятоева, накрывая на стол.

— Леночка строго придерживается принципа «счастье есть удовольствие без раскаяния, а чужие неприятности нам безразличны, если только они не доставляют нам удовольствие». Поэтому с ее лица никогда не сходит радостная улыбка, — заметил Эвенк, усаживаясь в кресле.

— Чистейшей воды словесный понос, — пожала обнаженными плечами Леночка. Тесное общение с Эвенком явно пошло на пользу ее лексикону, — Ух, как его несет. Никак съел что-нибудь немытыми руками.

— Давно собирался посвятить Леночке историю, басню, оду или памфлет, — поделился творческими планами Эвенк, — Начинаться мой литературный опус будет следующим образом: «Приходит девочка в магазин и говорит: «Дайте, пожалуйста, вон ту шоколадную фигурку. Какую: девочку или мальчика? Конечно мальчика! Там шоколада больше».

— И не пытайтесь вывести меня из себя, — не прекращая счастливо улыбаться сказала Леночка, — Поющие в терновнике, блюющие в крыжовнике… когда я жила в Пскове, у меня была соседка. Она была такой страшной, что ей на шею вешали котлету, чтобы с ней играли собаки. Так что вам меня не запугать! И имейте в виду — кто с мечом к нам придет — тот получит в орало. Я правильно говорю?

— Деточка, ты говоришь красиво, а потому говоришь правильно. В соединении с твоей ангельской внешностью это вызывает эффект ошеломляющий. Не правда ли, Мишенька?