Михаил Маковецкий - Героин

— Я буду стараться стать человеком, губернатор. Обещаю. Ты ещё будешь горд за меня. Главная деталь — там, где мы бы могли получить по двадцать-тридцать тысяч зеленых американских денег за человека, мы имеем тысяч десять-пятнадцать. Остальное уходит к нему. И найти его не можем.

— Успокойся, Олигарх. Расслабься и успокойся. Что мы о нем знаем?

— Ерунду всякую. Но вот что интересно. Этот человек знает все, что происходит в психиатрической больнице. Все и всех.

— Ну вот! А разве это мало? Сколько человек там, в психушке, вообще в деле? Ну, главный врач, пара его заместителей. Заведующие отделением пару человек. Пусть секретарша какая-нибудь, бухгалтер. За все про все человек десять, пятнадцать. Ну двадцать пускай, двадцать пять максимум. Проверьте каждого. Аккуратно, не дергаясь. Копай глубоко, не спеша. И всплывет какашка, куда ему деться? Парня давно пора на примус посадить, согласен. И пусть на нем посидит, пока не останется от него две кучки дерьма на выжженной равнине. Пусть тихо уйдет в сумрак, упырь лихой. Но из-за этого не метаться надо, а работать. И деньги будут. Обещаю, что бабки пойдут на дело достойное и богоугодное — я их пропью. А если мы будем суетиться, то нас затопчут индийские слоны, которые боролись друг с другом за независимость Индии. А, как сказал?

— Пригнули головы, щас полетит… Да всех в психушке мы уже рентгеном просветили. И неимущих, и богатых. Всех! Нет там его.

— Я тоже не думаю, что он из психушки. А то, что он там кухню всю знает — так информатор там у него, и все. Нет там человека, который мог бы такое дело поднять. Масштаб не тот. Это когда-то там был в буйном отделении один бывший офицер десанта, который разрабатывал секс-бомбу, делающую врагов геями. Над собой эксперименты ставил из чувства козлиного упрямства. Лечили его лет десять пока не умер.

— А кому нужна бомба такая? Ну, стал личный состав геями, стрелять то он из-за этого не разучился.

— Вот тут ты не прав, Олигарх. Педрилки натуры ранимые, чуть что — могут вздрогнуть и закричать. Какие из них солдаты.

— Да? Впрочем, тебе лучше знать. Тему мы с тобой, губернатор, задели какую-то ненужную. Давай я лучше свою ржавчинку позову, без нее скучно.

— Зови. А то стоит девка где-нибудь под дверью в томлении.

— Здравствуй, Анечка, девочка моя. Ты сделала то, что обещала?

— Нет, губернатор, тебе веры нет. Сначала ты скажи, ты сделал то, что обещал?

— Принес, сейчас из сумки достану.

— Ой! А он настоящий, персидский?

— Обижаешь, сеструха. Смотри, морда плоская, мохнатый какой. И спокойно на руках сидит, не дергается. Персов удобно дома держать, коты они безпроблемные. Сидит себе в кресле, делает томные глаза и выпячивает попку. Нет в нём уже духа бунтарского, как в дикой кошке. Так, игрушка мягкая для рыжей девочки. Теперь котенок понравился?

— Очень. Давай его сюда. Ки-исонька. А он кот или кошка?

— Кот.

— И хорошо. Ведь какое главное качество в кошечке — вымогание денег у мужика и последующая подстилаемость под него за новую шмотку. Так учит нас великий Олигарх. А кот… Я его Ночным Дрочащим назову. Буду в нем дух бунтарский воспитывать. Кис-кис-кис. Ну-ка, скажи: «Мяу».

— Рыжая, губернатор тебе котенка принес? Принес. А ты что ему обещала за это сделать? — Просмотрела я твою повесть, губернатор, внимательнейшим образом. Что могу сказать. Вещь сочная, спору нет. Сказать, что написано нерешительно, скромненько, или «нет огня» я не могу. Но в таком виде моя старая в журнале «Недуги Наши» такое не опубликует. Я ее знаю. Тут кое-что исправить надо.

— Анечка, так давай вместе и исправим! Я же за тем и пришел.

— Хорошо. Рассмотрим тогда следующую блестящую лингвистическую конструкцию: «…бывало ибёшь жырную усато-волосатую атвратительную жабу с барадаффками. Но ведь не отвлекаются, любя… тьфу… не отрекаются, любя».

— А что тебе не понравилось, рыжая? Чего ты придираешься? Это же все правда, со мной такое много раз было.

— И ко мне она бесконечно придирается, бесстыжая. А когда распаляется, так еще и дерется. Хотя давно известно, что авторы негативных оценок не способны представить размаха драмы.

— Не встревай, Олигарх. Пусть рыжая изложит все, что накипело.

— Мне не понравилось то, что тема ебли трупов тобой, губернатор, не раскрыта. А, кроме того, ненормативная лексика потому и ненормативная, что ее в печатном тексте употреблять нежелательно. Нужно заменять ее нормативными словами того же эмоционального накала. И получиться шикарней Льюиса Кэрролла в его самые порочные моменты. А ты, губернатор, в борьбе с формальной орфографией все глубже погружаешься в ненормативную лексику. Я же тебе говорила, что перед тем, как взяться за перо нужно мыть руки, перед и зад. Забыл?

— Помню.

— Если мои рекомендации помнишь, то почему остался к ним равнодушным? Далее. Сцены игровых обломов баб смешны показной масштабностью. Что значит: «Можно Вас пригласить?» «Я не танцую…» «А какого … тогда пришла?». Разве так бывает?

— Аня, а вы часто ходите на дискотеку?

— Я? Ни разу не была. Сначала у моей старой денег не было, а когда я на пристани работала, то по вечерам занята была.

— А я был, когда на химии сидел. И знаю, что пока сучек поймёшь — седым станешь. Еб… их чаще надо чтоб им в голову всякая поеб… не лезла от безделья.

— Хорошо, допустим. В принципе многочисленные примеры возмущенных откликов с отдаленных таежных заминок говорят о том, что подобного рода претензии я не принимаю, но допустим.

— Знаем мы вас, злопыхателей. Мой измученный рот зажать пытаешься, которым стомильонный народ кричит? А, рыжая? Дарованию моему завидуешь? Опыту жизненному? Ну вот. Стоит слово сказать — а она уже плачет.

— Губернатор, ты что делаешь, паук? Ты что ее пугаешь? Когда на нее быкуют, ей кажется, что ее бить сейчас будут. Она же еще маленькая. Маленькая, понимаешь? Ты ей только что персидского котенка подарил, помнишь?

— Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. Ладно. Простите меня Аня. Вы последняя, кого я хотел бы обидеть. Это я так, в запале спора. Политическая карьера наложила отпечаток на манеру изложения. Соскочило с губ непроизвольно. Да чего она плачет! Олигарх, это твоя телка, так сделай с ней что-нибудь.

— Рыжая, слушай меня внимательно. Во-первых, об ореховом мороженом можешь до завтрашнего дня забыть. А во-вторых, сейчас я тебе вытру нос, после чего ты заберешься с ногами в специально поставленное для тебя кресло, можешь взять себе котенка и тихонько сидеть и слушать. Или я тебя башню в интернете сидеть отправлю.

— Щас кого-то обосцу. Добровольцы — шаг вперёд. Я не понял что-то, она что, любит взрослые разговоры слушать?

— Да просто не общается с ней никто. Для взрослых она слишком умная и слишком маленькая, а сверстницы, клеенюхи чертовы, все время просят поделиться воспоминаниями о пройденном боевом пути возле пристани. Так и сидит в башне и смотрит на озеро, если интернет надоедает.