Наталья Александрова - Хранитель Чаши Грааля

На этой картине тоже был искусно выписанный задний план. Он представлял собой плоскую, как стол, равнину, покрытую густыми травами. Но дымка, в которой постепенно растворялась эта равнина, была не голубоватой, как на других картинах, а золотисто-коричневой. И на самом дальнем плане сквозь эту коричневатую дымку просвечивал силуэт горы – двуглавой вершины, разделенной глубокой расщелиной.

– Ну как, что вы о ней думаете? – вторглась Вероника Васильевна в размышления Старыгина. – Как вы считаете – это Боттичелли?

– Рано делать выводы, – протянул Дмитрий Алексеевич, возвращая доску хранительнице. – Мне нужно будет взять образец грунта и краски, кусочек древесины и провести самый подробный анализ.

– Но у вас уже сложилось предварительное мнение? – не отступала Вероника Васильевна.

Было ясно, что она очень хочет, чтобы в ее музее произошло открытие, очень хочет оказаться возле истоков сенсации.

Дмитрий Алексеевич не хотел ее разочаровывать, но не хотел также и внушать напрасные надежды.

– Думаю, что это – Италия, весьма возможно, флорентийская школа. Эпоха, в общем, достаточно близкая – середина или конец пятнадцатого века. Но на Боттичелли не очень похоже: великий Сандро иначе строил композицию, да и человеческие фигуры он обычно изображал более вытянутыми, непропорционально удлиненными, как бы летящими. Кроме того, эта золотисто-коричневая дымка кажется мне необычной, я такого прежде не встречал…

Заметив, что хранительница расстроилась, он поспешил утешить ее:

– Но даже если это и не Боттичелли, это, скорее всего – итальянская живопись эпохи Возрождения, что само по себе – удивительное открытие. Далеко не каждому искусствоведу выпадает такое!

Вероника Васильевна закивала, но в ее взгляде чувствовалось несомненное разочарование.

– Но надежда все-таки есть? – проговорила она после небольшой паузы.

– Как я уже говорил, мне нужно будет взять на анализ образец краски, грунта и древесины.

Старыгин достал остро заточенный скальпель и принялся за работу.

Когда через полтора часа он вышел из музея на улицу, навстречу ему метнулась женская фигура.

– Вы – Старыгин, реставратор из Москвы? – выпалила незнакомка.

– Из Петербурга, – поправил ее Старыгин и поднял глаза.

Это была высокая молодая женщина с черными, как вороново крыло, волосами до плеч и немного раскосыми глазами уроженки степей. В ее глазах и во всем облике ощущалась какая-то отчаянная смелость, даже бесшабашность. Казалось, это именно о ней сказано – «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Впрочем, незнакомка была молода и красива. Она была одета в узкие черные джинсы и кожаную куртку-косуху, но Старыгин подумал, что ей больше пошел бы шелковый халат и косматая шапка степных кочевников.

– Извините, – проговорила девушка, беззастенчиво разглядывая Старыгина. Хотя она вроде бы просила прощения, но совершенно не выглядела виноватой или смущенной. Она смотрела на Дмитрия Алексеевича в упор, с несомненным женским интересом и едва заметно улыбалась уголками губ.

Старыгин удивленно заметил, что при иссиня-черных волосах у нее удивительно яркие синие глаза.

– Извините, – повторила она, и улыбка стала еще заметнее. – Но тем не менее вы – Дмитрий Старыгин, реставратор, и приехали сюда, чтобы изучить найденную в местном музее картину?

– Допустим, – осторожно признал Дмитрий Алексеевич. – А вы кто такая и с чем связан ваш интерес к моей скромной персоне?

– Меня зовут Шукран Арипова, я корреспондент местной газеты и интернет-портала. Наших читателей очень интересует эта картина. Правда ли, что великий итальянский художник Сандро Боттичелли побывал в этих местах и запечатлел на своей картине красоту наших бескрайних степей?

Старыгин поморщился. Девушка говорила готовыми газетными штампами, да еще и несла несусветную чушь. Вот так и рождаются нездоровые сенсации!

Он хотел было с самого начала поставить журналистку на место, но ее яркая восточная красота и решительность произвели на него впечатление, и он ответил довольно сдержанно:

– Насчет того, что картина принадлежит кисти Боттичелли, – это еще нужно проверить, а то, что эта картина написана здесь, в степях, – это просто нонсенс.

– Что? – переспросила девушка, видимо, не знавшая этого слова.

– Нонсенс, ерунда, чушь! – отрезал Старыгин. – С чего вы взяли, что итальянский художник побывал в этих местах? Это слишком далеко от Италии, слишком далеко… от цивилизации, добраться сюда в те времена было просто нереально.

Тут он вспомнил книгу арабского путешественника, который, судя по всему, побывал неподалеку от здешних мест, и смутился.

Это сейчас, в наше время, когда основным видом транспорта, связывающим мир в одно целое, стал самолет, маленький городок в бескрайних степях превратился в захолустье, дальнюю провинцию. А в Средние века здесь проходили основные караванные пути из Китая в Европу, Великий шелковый путь. Здесь кипела жизнь и делалась большая политика, властители этих степей были одновременно хозяевами международной торговли…

– Простите, может быть, здесь и бывали торговцы и путешественники из разных стран Европы и Востока, но живописец – это профессия, не нуждающаяся в дальних путешествиях, скорее, она требует усидчивости, трудолюбия и уединения… Да и вообще – с чего вы взяли, что картина написана в этих краях? Наверняка ее привез кто-то из ссыльных или эвакуированных.

– С чего взяла? – переспросила девушка, и глаза ее сверкнули. – Да с того, что на этой картине изображена гора Улан-Шан!

– Как? – переспросил Старыгин. – Как вы сказали?

– Гора Улан-Шан! – повторила журналистка.

Старыгину показалось, что земля уходит у него из-под ног.

– Урочище Сары-Таг возле горы Улан-Шан… – процитировал он слова из древней книги.

– Да, верно! – журналистка оживилась. – Вы даже знаете название этого урочища? А почему вы так побледнели?

– Нет, ничего! – отмахнулся Старыгин. – А почему вы так уверены, что это гора Улан-Шан?

– Взгляните сами! – и девушка протянула ему две фотографии.

На одной был снимок, сделанный с той картины, которую только что видел Старыгин, – несколько воинов в богато украшенных доспехах, золотая чаша, на заднем плане – бескрайняя степь, а за ней – теряющаяся в золотисто-коричневой дымке двуглавая гора. Должно быть, чтобы получить доступ к картине и сфотографировать ее, журналистка использовала свою смелость и обаяние.

На второй фотографии была настоящая степь, пыльная и плоская, и позади – двуглавая гора…

Старыгин переводил взгляд с одного снимка на другой и терялся в догадках.

Гора на обеих фотографиях была одна и та же.