Доминика Мюллер - Лагуна Ностра

Альвизе тяжело вздохнул. У него такое впечатление, что он — Нил Армстронг, копающийся на Луне в каком-то старье. Лучше уж разговаривать о преступлениях и правонарушениях. А всеми этими художниками он сыт по горло! Кстати, чем мы собираемся его кормить на ужин?

«Ризотто с тюремным пореем и бататами», — пропел, весь сияя, Игорь. У нас этого добра на целый полк хватит, добавил он, ставя блюдо на стол и впихивая толстую попку Виви в высокий стульчик, купленный в телемагазине взамен ставшего слишком тесным «кокона».

«Похоже на собачий корм», — заметил Альвизе. Даже Корво в тюрьме питается лучше. Почувствовав себя в родной стихии преступлений и правонарушений, он заулыбался и принялся рассказывать нам, как благодаря показаниям Илоны Месснер добился взятия Корво, Энвера, парочки сторожей на вилле и их подручных под стражу.

Окаменев от ужаса при виде ксерокопий документов, которые Альвизе сунул ей под нос, присовокупив к ним пространные показания вдовы Пёрселл, Илона выложила все как на духу. Комиссару оставалось только направлять в нужное русло срывавшийся с ее заплетающегося языка поток деталей, уточнений, имен и мест. Тут было все: и интернет-сайт, и проституция, и сутенерство, и фильмы, и все остальное. После этих бурных излияний повсюду стали объявляться дети, которых собирали с помощью социальных служб и размещали в палаточном лагере на окраине Местре. Пока отряд полиции брал в люксе Энвера, комиссар собственноручно надел на Корво браслеты в его заставленной подделками гостиной и с большой неохотой передал его судебным органам, проведя в утешение опустошительные обыски в Венеции и Чендоне. Однако эти погромы не дали ответа на главный вопрос: куда подевался Рамиз? Альвизе еще раз хорошенько тряхнул Илону, предварительно предложив своему помощнику выпить кофе в ближайшем кафе. Когда очень надо, ты просто действуешь, не думая, оправдывает цель средства или нет.

И тут из кладезя Илониной глупости поперла правда. Как она ни божилась прежде, что лишь однажды виделась с Волси-Бёрнсом, при ближайшем рассмотрении оказалось, что они всласть навстречались, когда она добывала ему маленького певуна для этого Полифонического хора имени Пёрселла (о том, что это такое, она не имела ни малейшего понятия).

Я издала победный клич, тот самый, который мне пришлось подавить в фонде. Кто первый посоветовал Альвизе присмотреться к этому хору? А кто тогда с презрением отверг эту идею, которой сам же сейчас и хвастался?

Альвизе рассмеялся мне в лицо. Если бы он не прислушивался к моим словам, с какой радости он стал бы тогда расспрашивать эту Боллин о торговле детьми? Он не только умеет слушать, не подавая при этом виду, он еще и сохраняет всю информацию, чтобы воспользоваться ею потом, когда в этом будет нужда, а не когда она попадает ему в голову. «Полифонический хор» дожидался своего часа у него в голове, в ящичке «Фонд Пёрселла» вместе с партитурой и коричневой кофточкой. А я что думала? Что я одна умею раскладывать все по полочкам?

Волси-Бёрнс, представлявший «Алисотрувен» в Лондоне и никогда не работавший в Венеции, обвинил Илону, которой так и не удалось добыть ему мальчугана с ангельским голоском, в несоответствии занимаемой должности. Она побежала жаловаться Корво и Энверу, но те приняли сторону Волси-Бёрнса. Тогда-то она и решила выйти из дела. Не то чтобы она не любила детей, но, положа руку на сердце, возить их туда-сюда — это работа для прислуги, а не для нее, Илоны Месснер.

Альвизе дал ей еще пару пинков, и она, хныча, призналась, что иногда, когда у Энвера были дела в других местах, ей случалось получать за детей деньги. Илона мчалась пулей к профессору, в Венецию, и передавала ему запечатанный конверт, который он никогда при ней не вскрывал, как, впрочем, никогда не упоминал ни о каких деньгах.

Когда в фонде сорвалась передача товара, Илона не знала, что делать. Конверта ей не дали, и она позвонила Энверу, который велел ей позвонить Корво, а тот велел ей отвезти Рамиза обратно в Чендон на виллу, где ребенок жил под присмотром семейной парочки, с тех пор как он был отобран, чтобы петь у старухи.

Товарищи мальчугана временно проживали по сараям и фермам, разбросанным по берегам Силе. За ними ухаживали, и даже хорошо ухаживали, иммигранты, связанные с кланом профессора. У Микеле Корво были и положительные стороны: он давал заработок куче народу и в Венето, и в Албании. Да и дети, те, кого усыновили, жили хорошо.

Для комиссара, Пилат он или не Пилат, умывает руки или не умывает, все они были просто дети, безликие и безымянные. Но Рамиза он видел своими глазами — худенького, бледненького, совершенно реального, совсем как Виви, только постарше. У Альвизе есть сердце, он не такой, как мы. Это мы можем умиляться над какой-то кофточкой, как если бы Борис обнаружил жилетку Давида, связанную самим Микеланджело. А ему не будет покоя, пока Рамиз не окажется в надежном месте.

И где же это? У нас дома? Вместе с Виви, в клубе «Сынки Кампана»? Ну, тогда и у нас не будет покоя.

Один Игорь прошептал, что научит этого соловья, как долго и чисто удерживать универсальную ноту, созвучную музыке сфер. Брат, который выносит психов только в тех случаях, когда их карма и все такое совпадает с его директивами, остановил на нас с Борисом обреченный взгляд сурбарановского «Святого Лаврентия», приготовившегося к поджариванию вместе со своим расследованием и маленьким Рамизом.

От рассказа Илоны кровь стыла в жилах. Бедняга приехал из Албании в рефрижераторе вместе с группой таких же, как он, малышей, которых агенты «Алисотрувена» собирали по деревням. Ему было восемь лет, он был сирота — ни отца, ни матери, уточнил Альвизе, как будто мы не знали, кто такой сирота. Мальчика извлекли из-под обломков дома вместе с телами родителей после взрыва бытового газа. В сарае на него обратили внимание, потому что он все время дрожал, то ли от страха после взрыва, то ли от холода после долгого путешествия в холодильнике, и голосом лауреата премии Итальянской академии напевал «Ora si zemer troket», первую строчку хита албанской исполнительницы Олты Бока. Время поджимало. Сторожа виллы Корво взяли его к себе, подкормили, обогрели, приодели, чтобы Илона смогла предоставить «Полифоническому хору» певца в полном соответствии с полученным заказом. После неудачи с продажей она выполнила приказ профессора и первым же автобусом отвезла Рамиза обратно. У Илоны до сих пор крутится в голове этот мотив — «Ora si zemer troket», тем более что ей пришлось слушать его и на обратном пути из Чендона в Венецию, на этот раз в такси, поскольку Корво приказал ей привезти ребенка к нему в палаццо. Это было в тот самый день, когда мы сидели у него в гостях.