Лариса Ильина - Беги, Люба, беги!

«Все-таки разболтала! Но о Какой логике он говорит?» Лично моей логике здесь ничего не поддавалось. Взглянув на Ферапонтова, я ощутила, как в области грудной клетки у меня начинает зарождаться к нему чувство, сильно похожее на уважение. Радостно, что хоть кто-то видит в происходящем рациональное зерно.

В этот момент весело забулькал чайник. Пока Ферапонтов возился с заваркой, я судорожно решала, как быть. В принципе, история о маньяке ничуть не безумнее, чем о сервизе. Если разобраться, то без него она просто абсурдна.

— Сначала звонили. И голос меняли, прямо как в кино, словно говорили из металлической бочки. Даже непонятно было, кто это: мужчина или женщина. Скорее всего конечно, мужчина. Зачем женщине заниматься такими глупостями?

Ферапонтов вежливо промычал, отводя взгляд и, как видно, имея на женские занятия свою точку зрения.

— Он звонит очень часто, едва ли не каждый день, и всегда выбирает время, когда Олега нет дома. Что, правда, не так уж сложно. А Олег не верит, что такой человек вообще существует. Он просил своего знакомого, капитана милиции, и тот ставил нам определитель номера. Но все бесполезно. И они думают, что у меня съезжает крыша.

— А подсвечник появился вместе с посудой?

— Да, — кивнула я. — Как появился, так и пропал.

Коля задумался. Я уже давно допила свой чай, а Ферапонтов, озабоченно хмуря брови, все разглядывал свою полную чашку. Неожиданно он поднял голову и без тени улыбки, заявил:

— Любовь Петровна, думаю, что у вас есть, еще «клопы».

Я хлопнула челюстью. Коля отодвинул чай, поднялся

и, сунув руки в карманы брюк, неторопливо прогулялся взад-вперед по кухне. Мимоходом грянув в окно, он негромко присвистнул:

— А вот и ваша подружка! Лида, кажется?

Разглядев меня в проеме соседской двери, Вельниченко удивленно хлопнула глазами:

— Тю-ю! Ты уже вернулась? И, завидев маячившего за моей спиной Ферапонтова, радостно оскалилась: — Здравствуйте, Коленька!

— Здрасьте! — вежливо отозвался тот.

— А ты чего рано-то? — копаясь в сумке в поисках ключей, полюбопытствовала Лидка. Тут она увидела мою перебинтованную руку. — Батюшки! Никак тебя пациент укусил?

Я не снизошла до ответа. И вовсе не потому, что шутка не показалась смешной, а потому что решала в уме сложнейшую задачу. Последняя фраза Ферапонтова о «жучках» прочно засела в голове. Не то чтобы я восприняла ее слишком серьезно. Возможно, Олег был не так уж далек от истины, когда назвал нас «алкаш и истеричка». Бог знает, что могло привидеться сильно выпивающему Коле! Может, в подсвечнике ничего и не было. Но меня давно мучило вот что: мой маньяк знал о привычке мужа во время ссор колотить тарелки. Откуда?

Озабоченно хмурясь, я следила, как подружка, разыскав в конце концов ключи, неумело пытается открыть незнакомые замки. Если бы за моей спиной не стоял сосед, я, не заходя в квартиру, оттянула бы Лидку к перилам и поделилась с ней своими соображениями. Но остаться наедине не получилось. Вельниченко на мою выразительную мимику реагировала неадекватно, недоуменно тараща глаза. Я плюнула, отняла ключи и отперла замки. Запихнув туго соображающую подругу в коридор, развернулась к Коле, широко улыбнулась и еще раз поблагодарила его за бескорыстную помощь. Он, как и подобает настоящему герою, в ответ застенчиво улыбнулся, но закрывать свою дверь и не думал, явно дожидаясь, когда это проделаю я. Захлопнув дверь, я заперла все, что запиралось, и даже накинула цепочку.

Лидка продолжала столбом торчать посередине коридора. Когда я повернулась, она раскрыла рот, явно слишком широко, чтобы спросить что-нибудь умное. Я сделала зверское лицо и прижала к губам указательный палец. Малость побледнев, подруга тихо охнула. А я завертела головой, шаря взглядом по стенам. Подруга следила за мной, тревожно хмуря брови. Поманив за собой Лидку, я зашла в ванную, включила воду и для большей уверенности пошарила по всем углам. Подруга, боязливо оглядываясь, осторожно пристроилась на краешек ванны.

— Любка, если ты на самом деле не чокнулась, прекрати себя так вести...

— Чокнулась? — тихо хмыкнула я. — Может, мне бы лучше чокуться...

И, склонившись к самому ее уху, подробно описала сегодняшнее происшествие, приукрасив разве что самую малость. Вельниченко слушала, не перебивая. Челюсть ее ползла все ниже, а брови — наоборот.

— В общем, сделаем вид, что ничего не произошло. Не упоминай вслух ни о чем важном... Если это был сам маньяк, то промолчать он не сможет, тем более если нас слушает... У маньяков психика такая — шептала я, потихоньку начиная ощущать нечто вроде азарта, — он себя выдаст. И тогда мы...

Тут Лидка наконец захлопнула рот и протянула:

— Так вот почему внизу вся лестница яйцами заляпана!

Я покачала головой, жестом показывая, чтобы она не

шумела. Лидка сердито отпихнула мою руку:

— Тебя ударили ножом, а ты даже не вызвала милицию? У тебя, Медведева, как с головой-то? Это сегодня за тобой вошел Ферапонтов! А ты уверена, что на тебя не нападут завтра?

— Не хочу связываться с милицией, хватит с меня одного Климина! — нахмурилась я, уже сообразив, что делать по-моему Лидка не станет.

Однако она уже не слушала. Встала, вышла в коридор, и я услышала, как она сняла телефонную трубку. Спорить с ней сейчас было бесполезно, поэтому я продолжала сидеть на неудобном холодном ребре ванны, злясь и кусая губы. Рассказывать все заново, ловя на себе недоуменные взгляды милиционеров, я не хотела. Хочет — пусть делает это сама.

Судя по долетавшим до меня фразам, Лидкин рассказ явно чем-то не нравился дежурному в отделении.

— Она не могла сообщить сразу, она испугалась. Ну да, ножом... Не вызывали «Скорую», сами перебинтовали. Сама не пришла, потому что на улицу выходить боится.

А без заявления пусть этот маньяк с ножом по городу бегает? Что? Что значит «нет»? А вы бензин у начальника из машины отлейте, вот и доедете!

Прислушиваясь к беседе, я немного заволновалась. Лидкин голос временами начинал переходить в раздраженное шипение. Она сейчас на взводе, не дай бог, наговорит лишнего, еще пятнадцать суток схлопочет. Но разговор, похоже, завершился полюбовно.

— Вот и хорошо! Спасибо! Ждем! Да, а как фамилия участкового, который придет?

Лидкина предусмотрительность поразила мое скромное воображение. Несмотря на то, что злилась, я почувствовала к ней уважение.

— Знаешь фамилию своего участкового? — хрюкнула она, заглядывая ко мне в ванную. Я отрицательно покачала головой. — Ты не поверишь... Селедкин!

...Участковый оказался длинным, худым и рыжим. Это великолепие венчала солидная россыпь веснушек, обрамляющих изумрудные глазищи, которые, согласно ситуации и служебному положению, смотрели сверху вниз строго и пронзительно.