Лариса Ильина - Беги, Люба, беги!

— Ах ты, гад... — зашипел Тигрин, но это не помогло ему сблизиться ни на метр.

Идиотские салочки продолжались несколько минут. Было похоже, что «водить» незнакомец не собирается. «СААБ» остановился, и чужая иномарка тут же замерла.

— Ладно, — кивнул Максим. — А так?

И рванул вперед. Я только успела увидеть, как незнакомец, словно привязанный, двинулся следом, и сползла пониже на сиденье. Еще в «Жигулях» Христенко я поняла, что летать на машинах не люблю.

Когда моя последняя надежда, что «СААБ» когда-ни-будь приземлится, испарилась, мы вдруг остановились. Я вытянула шею и открыла глаза.

— Приехали!

— Куда?

— Как куда? Куда собирались! За этим перелеском Мишкино.

-Кто?

— Что «кто»? Люба, ты чего? — Максим отщелкнул застежку ремня безопасности и двумя руками подтянул меня в кресле вверх. — С тобой все в порядке?

Он потянул меня за плечи,- но я ловко выскользнула. Мне не хотелось ни обниматься, ни целоваться. И вообще... Меня тошнило.

— Где он? — спросила я, выбираясь на свежий воздух. — Куда он подевался?

— Кто? — чуток переигрывая, удивился Максим.

— За нами псих на машине гонялся, ты уже забыл? Конечно, за тобой, может, целыми днями гоняются, а мне в новинку...

— Ах, ты про того придурка на «Фольксвагене»? Да он уж давно свернул...

Я поглядела на Тигрина с большим подозрением:

— Чего вдруг? Гнался, гнался... и вдруг свернул! И куда? Не в кювет, часом?

— Как ты могла такое предположить? — голосом, полным благородного негодования, отозвался Максим. — Я ж не партизан какой-нибудь, машины под откос пускать! Мы на Мишкино свернули, а он дальше укатил. Честно!

Он явно шутил, и голос был веселый, но под сердцем у меня засела-таки заноза. Чего этому «Фольксвагену» от нас нужно было? Странно он себя вел... Хотя на дороге и правда столько придурков!

— Куда дальше?

— А ты уверена, что хочешь на тот дом посмотреть? Что ты думаешь увидеть?

Я неопределенно пожала плечами, решив своими видениями — скажем, Олег привязан к столбу и облеплен муравьями — Тигрина не пугать.

Ладно, — кивнул тот, — садись! Машину оставим под горкой и пешком пройдем.

Свернув, он загнал машину за орешник, вытащил из багажника рюкзачок и выразительно глянул в мою сторону.

Через пару минут мы бодро одолели пару косогоров, прошли наискосок сырой овраг, вошли в перелесок и выбрались к ограде из густой сетки, уходящей в бесконечность — вправо и влево. Сразу за ней начинался густой кустарник, в котором, однако, имелись значительные про-рехи, сквозь которые вполне можно было заглянуть на территорию поселка Мишкино. От места, где мы сейчас стояли, до домов было не менее ста метров. Высокие заборы обрамляли длинную ровную улицу — посередине асфальтированная дорога с фонарями, от которой до оград лежала нетронутая целина, покрытая чахлыми деревцами.

— Неужели надо через забор лезть? — ахнула я. — Нельзя ли как-нибудь через ворота?

— Можно, — отозвался мой спутник. — Если пропуск есть. У тебя есть?

— Нет. Но ведь отсюда ничего не видно...

— Не видно тому, кто не знает, что хочет увидеть... — философски изрек он и шустро двинулся вдоль сетки влево. Я засеменила следом. В данный момент моя затея представилась мне полнейший идиотизмом. — Стой! — внезапно сказал Максим, и я с размаху тюкнулась в его спину носом. — Сюда...

Я решила, что он нашел в заборе дырку, но Максим почему-то смотрел влево.

Метрах в десяти от ограды, среди корявых пеньков, стоял необъятный вековой дуб. В сравнении с ним остальные деревья казались недоростками. Крона его возносилась под самые небеса, и когда Тигрин сказал: «Залезай!», я подумала, что он шутит.

— В чем дело, Максим?

-Ты хочешь перелезть через забор? И пройти стометровку по голому полю? И разглядывать через трехметровый забор чужой дом?

И через пять минут оказаться в местном отделении милиции?

Я по инерции кивала головой, но последний вопрос мне вовсе не понравился:

— Почему в милиции?

— Потому что здесь любой чужак на улице, как бельмо на глазу.

— А-а-а! — понятливо кивнула я, размышляя, чего это Тигрин подписался со мной на такую авантюру. .На него это было абсолютно не похоже. Но не зря, наверное, говорят, что чужая душа — потемки. — Значит, мы будем... с дуба глядеть?

— Именно! И хватит разговоров...

Мой подъем на дуб я описывать не буду, поскольку об этом не только говорить, но даже вспоминать страшно. Ствол не был идеально гладким, дуб был коряв, разлапист и даже имел приличное дупло. Все эти обстоятельства позволили Максиму подняться на нужную высоту за пару минут. Но мне...

— Я дальше не полезу... — категорически заявила я, крепко обнимая, словно любимого родственника, здоровенный, растущий практически горизонтально сук, и отчаянно жалея, что не имею хвоста. Земля осталась где-то внизу, словно детское воспоминание, далекая и недосягаемая. — Сколько тут метров?

— Метров десять, — отозвался откуда-то из-за моей спины голос Тигрина. — Еще пару метров надо... Ползи сюда, не бойся. Тут очень удобно, честное слово! Ну, еще полметра...

Я зашипела, что означало категорический отказ, и затрясла головой.

— Иначе мы тут до темноты просидим! — разозлился он. — Да развернись наконец, ты же смотришь в обратную сторону!

Он попытался потянуть меня за руку, потом, чертыхаясь, уцепил за шиворот. Я срослась с суком, намертво стиснув зубы. Но Максим продолжал тянуть, и я поняла, что так он просто-напросто стянет с меня через голову кофточку. Только это заставило развернуться и перебраться туда, куда показывал Тигрин. Он не соврал, сидеть здесь было довольно удобно, если постараться позабыть, сколько метров до земли.

Перекинув через разлапистую ветку веревку, Тигрин аккуратно оттянул ее в сторону, и перед глазами предстала чудная панорама поселка с высоты птичьего полета.

— Смотри чуть правее, — показал Максим, и в его руках каким-то образом появился бинокль. — Вон здоровенный дом с красной крышей, где башенки... Видишь беседку? Левее кусты, а между деревьями идет небольшая ограда из «рабицы», ее отсюда плохо видно... В принципе, это уже другой участок... Вернее, там дом родителей Мамонова, они захотели его себе оставить. Мамон рядом земли прикупил и свой построил. Однако родители его девятый год в Австрии живут, сюда только погостить приезжают. Так что их дом пустой стоит.

— А где телефон? — Честно сказать, я совершенно не понимала, к чему он это рассказывает, а сыновью любовь Мамона к родителям одобряла. — И где сам хозяин?

— Мамон в заграничном турне, предпринятом по окончании небольшой, но удачной войнушки с конкурентами. Отсутствуете месяц. А телефон, с которого звонили, в доме родителей.

— А кто же сейчас тут?