Лариса Ильина - Беги, Люба, беги!

— Остановите здесь!

Условившись, что вернемся через час, мы с Лидкой живо вымелись вон и припустили через поле, рассчитывая добраться до леска, а там до ограды. Вскоре я поняла, что мы подходим к поселку с другой стороны — достопамятный дуб высился позади шикарных шиферных крыш. Зато в этой части Мишкина не было голой земли, заборы участков начинались метрах в десяти от кустов. Правда, отсюда не было видно мамоновского дома, но я решила, что, ориентируясь по верхушке дуба, отыщу его без проблем.

Мы потоптались немного возле ограды, поглядывая на всякий случай по сторонам, и, не заметив ничего подозрительного, приступили к делу. Перебраться на ту сторону не составило труда. Не прошло и минуты, а мы уже шли вдоль заборов, рассчитывая найти проход между участками. Однако петлять на незнакомой территории оказалось не так просто, как казалось вначале. Раз пять мы теряли из виду дуб и столько же выходили к одному и тому же месту, словно ходили по кругу. За время блужданий нам не повстречалось ни единой живой души, если не считать черного «Мерседеса» с тонированными стеклами, бесплотным фантомом проплывшего перед нашими испуганными взорами.

— Ну и местечко, — покачала головой подруга, провожая его взглядом.. — Тишина, как на кладбище, а заборы, как на зоне.

-Это и есть зона, — согласилась я. — Зона отдыха после тяжелых криминальных будней.

— А что , здесь одни уголовники живут?

— Почему? Говорят, и прокурор здесь. Обратная, так сказать, сторона медали...

Наконец я различила впереди знакомую красную крышу. Между забором участка родителей Мамонова и соседним имелся проход. Именно туда в прошлый раз нырнул Тигрин. Возможно, там имеется калитка. Но на поверку вышло иначе: забор здесь выглядел еще неприступнее и в высоту имел верных три метра.

— Засада... Что делать будем? — спросила, повернувшись ко мне, подруга и почесала затылок. — Времени осталось в обрез.

Я задумалась, что из содержимого моего рюкзачка может помочь в такой деликатной ситуации, и тут за спиной кто-то оглушительно рявкнул:

— Стоять! Руки за голову!

— Интере-е-е-сно... — противным голосом тянул толстый краснорожий лейтенант, перекладывая с места на место мои веревку, фонарик и ножик. — Наводит на размышления: холодное оружие, экипировочка... Да, Тапазов?

Лейтенант разворачивался своей монолитной массой к сидящим возле дверей сержантам, тем самым, что притащили нас сюда, и заразительно хихикал. Бледный, словно тень грешника, Тапазов, поигрывая резиновой дубинкой, с готовностью гикал и кивал. Ему вторил щербатый напарник, явно размечтавшийся о большой медали.

— Так что, будем сознаваться, гражданка... — лейтенант в очередной раз раскрыл пухлой ручкой паспорт, — Вельниченко? С какой целью пытались проникнуть в частные владения, имея при себе набор воровского инструмента?

Лидка пыталась держать себя в руках и терпеливым голосом повторила:

— Никуда мы не проникали, мы просто гуляли.

— Это охраняемая территория. И без пропуска гулять по ней запрещено.

— Мы не знали, — огрызнулась Лидка. — На ограде никаких объявлений не было.

— А зачем вы через нее лазали? — радостно изумился милиционер.

— Для общей физической подготовки...

Лейтенант весело хрюкнул и начал заново перебирать вещдоки. Прошло несколько минут, и снова он взялся за меня. Это могло длиться неизвестно сколько и кончиться неизвестно чем, но тут на столе у блюстителя порядка задрынькал телефон.

— Лейтенант Запорный у аппарата! — сообщил он. Немного послушал, погрустнел лицом и опечаленно забормотал: — Слушаюсь... Так точно!

Затем он пребывал в печали минут пять и неожиданно махнул рукой:

— Посидите вон там! — И указал на стулья возле окна.

На сем допрос закончился, и к нам потеряли всякий интерес. Притулившись на колченогих стульях, мы с Лидкой украдкой переглянулись. И что бы это значило?

Прошло время. В коридоре послышались шаги, дверь в кабинет открылась, и на пороге показался... капитан Климин. Мы с Лидкой вытаращились в изумлении, а он, увидев нас, сморщился, словно раскусил клюкву.

— Здравия желаю, товарищ капитан! — живо вскинулся лейтенант.

Климин кивнул. В его облике сквозила обреченность, и я едва не разрыдалась.

Запорный весьма вежливо попросил нас с Лидкой удалиться в коридор, под бдительные очи бравых сержантов. Какими словами Климин описывал лейтенанту мое каверзное душевное состояние, не знаю, но через три минуты он вышел в коридор, держа в руках мой рюкзачок. Молча взглянув на нас, мрачно сверкнул глазами и кивком указал на дверь. Сержанты скисли, а мы, ясное дело, обрадовались.

Во дворе отделения стоял новенький милицейский «Форд». Климин показал нам на заднюю дверцу и сел за руль. Рюкзачок оказался на переднем пассажирском сиденье. Видимо, капитан немного волновался, все-таки там лежал ножик...

Я не ошиблась. Выехав на шоссе, Климин нервно закурил и, бросив взгляд в зеркало, соизволил проявиться:

— И как это понимать, Любовь Петровна?

Лидка, сообразив, что к ней претензий не имеется, радостно заерзала и уткнулась в окно. Я вежливо заулыбалась и откликнулась:

— Здравствуйте, Петр Семенович! Спасибо, что вытащили нас...

— Зачем вы туда влезли? Да еще с ножом?

— Да это ж перочинный ножик, — не сдержалась я. — К тому же маленький.

Климин сердито засопел, выбросил сигарету в окно.

— Не суть важно! Как вы оказались в Мишкине? Если я не ошибаюсь, вы сидите на «больничном» с порезанной рукой. Во что вы играете? И чего хотите добиться?

Вопросы Климина неожиданно меня разозлили. Я прямо-таки чувствовала в них глупые намеки вроде тех, что он сделал прошлый раз.

— Мы там гуляли! Воздухом свежим дышали! На «больничном» врачи рекомендуют! — Остановиться я не смогла. — Только и вы не делайте вид, будто не знаете, что мой муж в Мишкине!

Капитан сверкнул глазами, наверное, ничуть не хуже, чем Зевс на Олимпе.

— Мне надоело выслушивать ваш бред, Любовь Петровна! — Тут он сообразил, что малость перегнул палку, и продолжил более мирно: — Честно скажу, что сочувствую Олегу Сергеевичу... Мне бы уже давно надоело разгадывать ваши шарады!

Этим заявлением Петр Семенович поразил меня, и я не нашлась, что возразить.

— А откуда вы узнали, что мы там? — ожила Лидка.

— Позвонили... — меланхолично пожал плечами Климин.

— Кто? — Он не отзывался, и Лидка повторила с нажимом: — Кто позвонил?

Я давно заметила, что Петр Семёнович гораздо больше любит задавать вопросы, чем на них отвечать. Однако, глянув в зеркало на решительную Лидкину физиономию, он решил не связываться и пояснил:

— Мне передали, что был звонок с такой информацией... Я перезвонил, информацию подтвердили.