Ирина Андросова - Бойфренд для няни

Я отвлеклась от осунувшегося Танькиного лица и краем глаза посмотрела на историка. Сейчас, когда глаза его горели задорным огнем, волосы были растрепаны, щеки перемазаны сажей от свечи, а на рукаве подрясника запеклась кровь, Антон Смирнов показался мне очень даже ничего.

— А Маре Рюминой зачем это было нужно? — не выдавая проснувшейся симпатии, спросила я.

— Вы еще не поняли? — удивился борец за архитектурное наследие Москвы. — Все очень просто. При помощи наркотика актриса пыталась покрепче привязать своих почитателей к диким сборищам в клубе. Они давали артистке надежду на скорое продолжение съемок сериала. Ведь на каждом спиритическом сеансе адепты скидывались по пять тысяч рублей. Ну и еще, конечно, существенно помогали вступительные взносы. Спонсоры «Проклятия…», знаете ли, отсняв первые пятьдесят серий, окончательно заморозили проект. И если бы ваша троица не появилась из подземного хода, «призрак» графа вышел бы, как обычно, из-за портьеры и унес поднос с деньгами, которые Мара собирала для продолжения съемок сериала.

— Как же, как же, мы об этот ваш призрак чуть не споткнулись, — усмехнулась я.

— Да, Рита, все хотел у вас спросить: как вы оказались под дверью ритуального зала? И где откопали своих кавалеров? — с живым интересом проговорил Антон, глядя мне в лицо своими удивительными малахитовыми глазами.

Раньше бы я не колебалась ни секунды и рассказала Магистру Смирнову все, как есть. Но теперь, когда Антон перестал быть целлулоидным красавцем и под влиянием обстоятельств превратился в одушевленную личность, он мне определенно нравился. Не могла же я открыть ему глаза на то, какая я дура. Поэтому я деловито посмотрела на часы и, повернувшись к сопровождавшему нас медбрату, культурно спросила:

— Далеко еще?

И тут же получила грубый ответ:

— Вылезай, не видишь, приехали.

В приемном отделении районной больницы Таньку и Антона развели по разным боксам. Я сидела в коридоре и подслушивала, о чем говорят между собою пробегающие мимо врачи, медсестры и санитарки, надеясь узнать что-то секретное, такое, что принято таить от пациентов и их родственников. Но санитарки говорили о смехотворной премии, которую уж лучше бы вообще не давали, чем так унижать людей, врачи вспоминали, как напился вчера анестезиолог, а две медсестры живейшим образом обсуждали пациентку из травматологии, которая сошла с ума.

— Тройной перелом голени, перелом основания черепа — машина ее переехала, — говорила высокая блондинка в узком халатике. — Думали, вообще не выживет, а она такое устроила! Ты же знаешь, Юль, у нас сиделок не хватает, главврач разрешил невестке за ней ухаживать. Девчонка думала, что родственница в коме, болтала при ней по телефону, словно никто ее не слышит. Ты не поверишь, во время разговора больная оклемалась, выгнала девчонку из палаты, орет благим матом и требует, чтобы ее выписали под расписку. Кричит, что на складе заперт какой-то клиент и сын с невесткой решили его уморить. Что она этого злодейства так не оставит и, если ее не выпишут прямо сейчас, дойдет до генерального прокурора! Не знаю прямо, что и делать…

Ее подруга, пухленькая смуглая медсестричка, беспечно махнула рукой и ответила:

— Не забивай себе голову, Галка. Главврач утром придет, пусть он и отпускает эту чокнутую…

— Девушка… — подала я голос.

Смуглая Юля осеклась на полуслове и вопросительно посмотрела в мою сторону красиво подведенными глазами.

— Девушка, очень вас прошу, поднимитесь к шумной больной и скажите, чтобы она не волновалась. Клиент сумел выбраться из подземелья и чувствует себя вполне прилично.

— А вы откуда знаете? — изумилась блондинистая Галка.

— Мне ли не знать, — печально усмехнулась я. — Мы с ним вместе через «Аскольдову могилу» выбирались.

— Да что вы говорите, какая удача, — попятилась блондинка в сторону от банкетки, где с комфортом расположилась я. И шепотом спросила у своей подруги: — Юль, кто это?

Смуглянка вгляделась в мое лицо и небрежно обронила:

— А-а, это подруга той, с передозировкой, которую сейчас в третьем боксе промывают.

— Тогда понятно, — поджала губы Галка. И нарочито спокойным голосом сказала: — Вы только не волнуйтесь, женщина. Я все ей передам.

После чего засунула руки в карманы узкого халатика и торопливо двинулась в сторону входной двери, на ходу доставая пачку дамских сигарет. Я вскочила с места и припустила за девушкой.

— Поймите, это очень важно, — частила я на бегу. — Лидия Петровна волнуется, что по ее вине люди погибли, женщина думает, что попадет под суд…

— Какой суд? — вскинула на меня непонимающие глазищи медсестра.

— Суд, понимаете, самый обыкновенный суд, — горячилась я. — Лидия Петровна беспокоится, что ее посадят, а она не виновата, это все Иван и Любаша.

Девушка терпеливо выслушала мои сбивчивые объяснения и с профессиональной твердостью в голосе сказала, толкая уличную дверь с очевидным намерением покурить на крылечке:

— Мой вам совет, женщина: бросайте вы эту дрянь. Наркомания — страшная вещь. Посмотрите на себя в зеркало — сами поймете, что я имею в виду.

Могу себе представить! После путешествия по подземелью видок у меня, наверно, был еще тот! Я могла видеть только рваные колготки, грязные до черноты руки с обломанными ногтями и перемазанную бочковой пылью блузку без трех пуговиц. Медсестре же, я думаю, открывалась более живописная картина.

— Да я не наркоманка, — виновато забормотала я, торопясь донести свою мысль, пока меня окончательно не послали куда подальше. — Я просто хочу, чтобы Лидия Петровна не переживала по поводу суда.

— Это не наше с вами дело, — строго оборвала меня медсестра. — Будет суд — и очень хорошо. Суд во всем разберется.

И суд разобрался. Бракоразводный процесс был недолгим, но справедливым. Вы не поверите, дом в Загорянке достался мне! Виталик сам отказался от загородного коттеджа в мою пользу. Правда, из мести потребовал, чтобы я ни при каких обстоятельствах не меняла его фамилию. Но все это мелочи жизни по сравнению с тем счастьем, которое накатило на меня прямо в зале суда.

Для оказания моральной поддержки на бракоразводный процесс пришли все мои друзья. Надвинув на самые брови рэперскую шапку, Лизавета в наушниках, надетых поверх головного убора, сидела сзади и, то и дело толкая меня в спину, жужжала прямо в ухо:

— Говорила я тебе, Ритка, что и на твоей улице будет праздник! Вот так-то, Маргошечка, а ты мне не верила.

— Тихо вы! — зашипела на нас Танька. — Из-за вас я самого главного не разобрала. Позвольте вопрос! — прокричала она с места. — Мебель кому достанется?

— Ты, Ритуля, совсем обнаглела, — хмыкнул Виталик. И вдруг как начал орать: — Совсем совесть потеряли! И мебель им отдай! Можете губы не раскатывать, мебель я вывожу! Имейте в виду: я вывезу все — бытовую технику, унитазы, карнизы с занавесками, вилки, ложки — ничего тебе, Риточка, не достанется!