Сергей Лавров - Пустырь Евразия

— Что это, наконец, значит? — раздраженно спросил Монумент.

— Я сказал, что хозяин вьетов ответит на все наши вопросы. Отец Никон поправил меня и сказал, что у вьетов нет хозяина. Что же он имел в виду, Белла?

— Не знаю! — мрачно ответила персиянка, сжав виски худыми пальцами.— Оставьте меня!

— Скажите, Белла, вы прежде ведь преподавали английский? Братец Кролик, Братец Лис?

— Ну и что? — высокомерно спросила женщина.

— Лизуантус! Вам известно это название? Должно быть, известно, вы же любите цветы. Это индийский вьюнок. У него есть какое-то другое название, но я его не запомнил, как ни странно. Вот он, лизуантус, у вас в комнате, в замечательной вазе старого саксонского фарфора. Изумительный запах! Этот запах я запомнил в клубе, когда познакомился с Трофимом, и потом вновь почувствовал его здесь, в этом доме. Но я не знал, что мне искать. Я облазил весь Ботанический сад, Белла, пока не отыскал его.

— Да, я люблю цветы,— угрюмо сказала Белла, наливаясь новой силой, будто заряжаясь после вспышки.

— Так что же имел в виду несчастный Николай Николаевич, когда так патетически произносил свои последние слова? У вьетов нет хозяина, у вьетов есть… Что же у них есть?

— Мне это уже неинтересно!

— У вьетов есть хозяйка, Белла Александровна. Вот что хотел сообщить нам Отец Никон, когда вы ему помешали. Впрочем, ведь вы не Александровна. Это вы сами мне так назвались. Вы Белла Андреевна Кириллова, так вас знают в школе, где вы учились. Я видел в ваших руках выпускной альбом. Кириллов Андрей Андреевич из деревни Серьги — ваш отец? Где он? Что с ним?

— С ним все в порядке,— беззаботно и даже почти весело ответила Белла.— Я пристроила его сторожем в детский лагерь на лето.

— Ни хрена себе! — воскликнул Монумент и почесал затылок.— Это что еще за хрень получается?!

— Это же не преступление,— пожала плечами Белла.— Он в очередной раз напился, сжег избу, едва сам не сгорел…

— Значит, вы хозяйка вьетов?! — воскликнул Грешников, не сводя с нее глаз.

— Я? С какой стати! — засмеялась женщина и, потянувшись, сбросила с влажных черных волос синее полотенце.— Я понятия не имела, что имя моего отца где-то использовал этот проходимец! — Она кивнула в сторону закрытого кабинета.— Я в этом клубе была лишь однажды, когда искала Петрушу. Авенир Аркадьевич меня там видел и напридумывал бог знает что!

— Нет, Белла Андреевна! Тогда вы удачно обвели меня вокруг пальца, как, впрочем, и вчера ночью, в парке. Но лизуантус! Этот цветок в оранжерее покупал только один человек. Имя его неизвестно, зато известны адреса доставки. Это была ваша квартира, Белла, потом вот этот дом и клуб «Дети Сиама». Вы хозяйка вьетов. Муравьиная матка. Должен сказать, что я восхищаюсь вами… В определенном смысле.

— Это в каком же? — теряя легкомысленный тон, поинтересовалась женщина.

— О женщины, как вы любите комплименты! Я поражен вашей душой, вашим характером, тем, как вы смогли покорить сердца и души своих подданных. Ведь они идут в буквальном смысле на смерть ради вас! Чен на глазах у всех сбросил Трофима с крыши только ради того, чтобы сохранить ваше инкогнито. Чтобы насытить вашу ненависть к Веронике, он взял на себя убийство Низовцева и назвал ее заказчиком. Ни за какие деньги современный человек так не поступит. А его отец, старый вьет, отдавший своего сына на муки ради вас? А… другие?

Авенир подумал об Айни, но запнулся. Однако Белла хорошо поняла его.

— В конце концов,— сказала она равнодушно, потягиваясь и присев на оттоманке,— все здесь говорится бездоказательно и без протокола. Почему бы и не поболтать ради удовольствия? Говоря «другие», вы подразумевали ту бедную несовершеннолетнюю девушку, которую растлили? Это ужасно… Я была потрясена, когда узнала. Как вы могли, Авенир Аркадьевич!

Голос ее был холоден и полон жестокой насмешки.

— Это вы растлили ее! — вскричал Авенир.— Вы используете их в своем клубе!

— Я их спасла! — гордо выпрямилась Белла.— Вы можете предложить им что-нибудь еще? Читать морали просто, дать шанс выжить целому народу, пусть и маленькому,— гораздо сложнее! Когда Низовцев привел эту шлюшку и выгнал меня, швырнув мне жалкую подачку, мне давали много разных советов, как вложить эти деньги, но ни один мне не нравился. Я нашла этих людей в деревне под Кировском, у родственников, точнее, даже под деревней, в овраге, где они жили в норах, точно звери. Я привела их сюда, выкупила для них дом, помогала им с работой! Я вложила деньги в них — и не ошиблась! Они очень благодарные сердца! Более того — они преданны и полны самопожертвования, чего нет теперь ни в ком из нас! Я не матка их, как вы изволили выразиться. Могу сказать, что за свои деньги я стала королевой маленького народа. Я заслужила это!

— Видишь теперь,— сказал Авенир, обращаясь к потрясенному Грешникову,— почему так важно было, что вьет защищал меня от Витька? Нужно было любым путем скомпрометировать Веронику. Этого могла хотеть только женщина. Скажите, Белла, вы сговорились с Николаем Николаевичем?

— С этим ничтожеством? — усмехнулась королева вьетов.— Он сам догадался, когда вы назвали фамилию моего отца. А я догадалась, что у него рыльце в пушку, когда он с охранником стал валить убийство Низовцева на вьетов. Уж мне-то доподлинно известно было, что мои люди тут ни при чем!

— Да уж, вы замечательно понимали друг друга без слов…

Наступило молчание. Присутствующие собирались с мыслями. Авенир не мог оторвать взгляд от Беллы. Она встала у окна, стройная, холодная, величественная. Настоящая королева. И все же он не мог отделаться от ощущения, что она безумна.

— Вы, наверное, очень одинокий человек,— сказал он.

Она дернула плечом, будто говоря: «Как все короли!»

— У вас ведь и в школе не было друзей, правда? Вас не любили за высокомерие, Белла. Но теперь с такими подданными вы далеко пойдете!

— Не надо иронизировать, Авенир Аркадьевич! Да, у них свои, несколько необычные законы, но я не мешаю им жить так, как им хочется. Наоборот, я только помогаю. Эти маленькие люди могут отдать только свою жизнь — зато они отдадут ее не задумываясь, не прибегая к белым билетам и прочим ухищрениям. Они отдадут жизнь за то, во что верят, а верят они в меня! Ни за какие деньги вы не купите это!

— Но ведь пройдет время, они ассимилируются, изменятся…

— Не очень-то хотят их ассимилировать. Это даже на вашем примере видно. Впрочем, пусть даже так. На мой век их преданности хватит.

Тут в тишине раздался густой кашель. Опер Грешников трубно прочищал носоглотку.

— Все это очень интересно,— сказал он, спрятав большой носовой платок.— Однако поясните теперь мне, простому тупому питерскому оперу, вы, оба гения, раз вы нашли общий язык: кто и за что убил парня?