Михаил Башкиров - Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют…

Тем не менее, счет-то был скользкий: два-один, и не в пользу самоуспокоенности.

Доведенные до убийственной импотенции проверяющие укладывались в мафиозность науки.

А вот беременная Вампиранья никак не вписывалась в эту коррумпированную схему.

Да и Повар тоже.

Не знаю, сколько бы длилась моя интеллектуальная дуэль с кондитером, если бы не вмешался третий.

В метрах пяти от чучела я увидел совершенно голого мужика.

Туманное утро в нудистском саду.

Визави прижимал к груди сверток одежды, который венчали полуботинки с развязанными шнурками.

Мы обменялись смущенными улыбками и, не сказав ни слова, разошлись.

Повар, отреагировав на порыв очнувшегося ветра, крутанул околпаченной балдой, тренируясь в распугивании птиц, не брезгующих ни сливами, ни малиной, ни смородиной, ни яблоками.

Озадаченный чучелом и нудистом, я вернулся в дом.

Как бы потактичней разузнать насчет Повара в саду?

И о голом мужике.

Заглянул на кухню.

Доцентша отсутствовала.

Совершил ознакомительную экскурсию по тихой обители.

Ни одной запертой двери.

Значит, я прочно вхожу в роль эрзац-племянника.

Хозяйка обнаружилась на втором этаже в библиотеке.

Я плюхнулся на диван.

Хозяйка перестала листать толстую книгу – судя по глянцевой обложке, посвященной компьютерным играм.

– Нинель, я, конечно, в вопросах психологии невежа, но объясни мне, темному, какая существует связь между сельским хозяйством и виртуальными шутерами?

– Самая прямая.

– Я же серьезно.

– Динь, ты встречал хоть раз игровой симулятор пропашного трактора?

– Нет.

– А симулятор колесного трактора с прицепленной телегой, предназначенной для вывоза органических удобрений на поля?

– Да такую игрушенцию никто не рискнет сделать. В реализации провалится.

– Зато про танковые симуляторы такого не скажешь.

– Точно! Я однажды на «тридцатьчетверку» почти сутки угробил. Такую клевую тактику применил, с обходом с тыла. Успел четыре «тигра» успокоить, а потом напоролся на «пантеру»!

– Ну, в таком случае ты сам все объяснил. Понимаешь, я пытаюсь опытным путем доказать тлетворное влияние армейских симуляторов на подростков. Сначала застрелил сто фрицев, потом двести, потом триста. В результате – не тянет ни пахать, ни боронить, ни культивировать, ни сеять, ни пропалывать, ни жать, ни обмолачивать.

Я пропустил момент, когда можно было ввернуть наводящий вопрос о чучеле. О нудисте с вещичками – тем более.

Кандидат психологических наук, сыпя терминами, перековывала мечи на орала.

Я восстанавливал температурный баланс.

Только бы доцентша снова не принялась угощать меня яблоком…

Научно-популярная энергия наконец иссякла, и диалог вернулся в библиотечную уютность.

– Диня, не поверишь, но за мной в аспирантуре ухлестывал один блондинчик с признаками альбиносности.

– Не перевариваю мутантов.

– Блондинчик подвизался в лаборатории первичных реакций и вторичных инстинктов, но мой руководитель относился весьма и весьма скептически к их методикам, и у нас так ничего и не сладилось.

Нинель, побывавшая в аспирантурской дали, принялась развивать подростковую тему.

Пришлось впервые проявить бестактность, так свойственную охотникам за метеоритами.

– Извини, я бы поспал чуток.

Доцентша захлопнула книгу.

– В тумбочке плед.

– Спасибо.

– Кстати, давай я приведу твою униформу в порядок.

– Спасибо.

Я разоблачился до трусов и закутался в плед.

Нагруженная доцентша ушла.

Я наконец-то полностью оккупировал библиотечный диван.

Чучело с большой ложкой и большой вилкой немного подождет.

Да и нудист с растерянной улыбкой – тоже.

Но в библиотеке не спалось.

Тогда я, не тревожа хозяйку, отыскал в мезонине укромное логово с крепкой дверью и узким оконцем.

Заперся на шпингалет и забаррикадировался пустыми чемоданами.

Где-то внизу напевающая ученую арию доцентша приводила в надлежащий порядок мою походную униформу.

Слов я разобрать не мог, но догадывался: готовится тестирование на поле с брюквой и влияние драконов на темпы ручного сбора.

Под тоскливое долгоиграющее исполнение заснулось мгновенно.

Тактичный шеф не приперся в сон с абсурдными наставлениями, но зато достала дипломированная и остепененная нечисть.

Разгневанный лектор тыкал и тыкал длиннющей половой указкой, тыкал и тыкал с дурными намерениями, тыкал и тыкал с кафедры, тыкал и тыкал – но не попадал.

Гельминтолог натравлял дрессированного солитера и дикую аскариду. Солитер выделывал крутую порнографию, выпячивая гермафродитность. Аскарида исполняла танец живота.

Ботаник грозил набухшим пестиком, сочащимся гетероморфным ядом.

Физик пытался вызвать удавкой магнитного поля необратимую реакцию жизненно важных молекул в области моего пищеварительного тракта. Молекулы сопротивлялись, организовывая аркадные цепочки.

Математик норовил загнать интеграл под логарифм, не учитывая кривую разброса. Вводу интеграла мешали квадраты, извлеченные из кубов. Логарифм не поддавался многочленной дефлорации.

Историк громоздил дату на дату, пытаясь оправдать засуху интригами региональных водяных.

Программист бросался чипами, похожими на картофельные чипсы. Я пытался ловить широко распахнутым для приема технологических новинок ртом чипсовые чипсы, но безуспешно. Похрумкать килобайтами с пинами не удалось.

Инженер-механик предлагал возлечь на изобретенное коллективом единомышленников ложе вертикального стремительного взлета, ложе, предназначенное для экспресс-эвтаназии. Пришлось сослаться на протоколы бессмертных и получить отсрочку по недавно принятой статье о повторе неудачной жизни в счет кредитной линии, открытой реинкарнационным союзом истребленных банкиров и уморенных финансистов.

Упорно приставал химик, у которого вместо разъеденного кислотой пениса блестела начищенная прозрачная колба, расширяющаяся конусом.

Но тут явилась раскоряченная в истоме Нинель Осиповна, музыкально пукнув, разогнала химерических насильников и спасла честь кремлевской сотни.

В освободившееся пространство вкатился трактор, стреляющий радиоуправляемыми фарами – дзинь, дзень, дзинь – и фары никак не кончались, фары, помигивая ближним светом, опасно пролетали над головой, фары разбивались – дзинь, дзень, дзинь – о чучело с мордой, изуродованной секатором, чучело, натянувшее плащ с капюшоном, – дзинь, дзень, дзинь!

Проснувшись, несмотря на широкоформатный кошмар, чрезвычайно бодрым и отдохнувшим, я на вкрадчивый, но весьма настойчивый стук в дверь и зов «Динь, Динь, Динь!» отбросил чемоданы.