Марвин Кей - Шерлок Холмс. Новые заметки доктора Ватсона

Я удивился: кто мог явиться на Бейкер-стрит в такое время суток? Неужели какой-то посетитель постучал в нашу дверь? В это время приличные мужья получали удовольствие, находясь дома, в лоне семьи. Наверное, мальчик-посыльный, а может быть, миссис Хадсон прочитала мои мысли и поднялась по лестнице дома 221-Б, чтобы предложить Холмсу и мне чай, лепешку, копченую рыбу, пирог, кусочек сыра, горох, переполох.

Это и в самом деле была миссис Хадсон, полная седая женщина, заботливая, как мама. Мне было интересно больше узнать о ней, узнать, кем был мистер Хадсон, какой она была в детстве, школьницей, невестой, представить, что когда-то давно она была гордостью своей матери где-то в Суррее или в Хэмпшире, а возможно, в Шотландии, потому что миссис Хадсон говорила немного картавя; я хотел увидеть ее крошечной девочкой, играющей с обручем, или мячиком, или куклой, наслаждающейся солнечным летним днем, присматривающей за маленьким братиком или сестричкой, или как за ней присматривали братья или сестры, которые были старше и выше, и, надеюсь, ее не обижали ни более высокие и старшие, ни старшие и более высокие, ни даже младшие и более высокие, ни старшие, но невысокие сестры или братья, ни дядя с тетей; может быть, у матери миссис Хадсон была сестра.

— Ватсон! Ватсон, не могли бы вы открыть дверь, разве вы не видите, что я занят?

Холмс был занят тем, чем он был так часто занят, когда я наблюдал за ним, сначала со стыдом тайного наблюдателя, а он со стыдом затворника, которому неловко от того, что за ним наблюдают, но затем через какое-то время я понял, что мне нравится это, нравится наблюдать за ним, и мне кажется, ему нравилось, что за ним наблюдают, тайный наблюдатель и объект его наблюдения разделяли взаимное удовольствие, взаимный неприличный секрет, тайную радость и радостную тайну. Холмс закатал один рукав и перевязал вену жгутом, рану вокруг токи, или вытесанного из дерева оружия маори, которое он, как мне кажется, забрал у убийцы, темнокожего бандита, плохого человека, убийцы убийцы, убийцыубийцыубийцыубийцыубийцы во время одного из своих знаменитых расследований. Или, может быть, это инспектор из Скотланд-Ярда, который пришел просить великого Холмса оказать содействие полиции в одном из дел, трещавших по швам? Он часто помогал им, когда они не в состоянии были сами справиться, считая их висячими, неразрешимыми, невозможными, загадочно связанными с загадочными головоломками, дилеммами, задирами, гордиевыми узлами для человеческого мозга, — вот что инспектора приносили Холмсу, а он никогда не отправлял их назад, он говорил, что сделает это, и Холмс делал, хотя говорил, что никогда не возьмется задело, которое не вызывает у него интереса, не распаляет его любопытства. Все, что угодно, лишь бы это удерживало его от иглы, от перевязывания вены жгутом и прокалывания своего тела стерильным шприцем, чтобы он не подхватил какой-нибудь смертельной бациллы, чтобы она не попала в его вену, в его руку, чтобы не попала в кровь, не достигла сердца, могущественного сердца Холмса, которое так билось на Бейкер-стрит, что его могли слышать от Дувра до края света, до Святого Иоанна, до самых дальних королевских гарнизонов в четырех частях света. И я положил свои газеты, «Вечерний обзор» и «Рекламодатель», на стопку с «Дейли Экспресс», «Морнинг Стандард», «Иллюстрированный Лондон и мировая рассылка», в которых я сравнивал и сопоставлял отчеты о серии ужасных убийств в районе Уайтчепел, известном как Бульвар Утраченной Надежды, где дьявол, очевидно, разрезал на куски падших молодых женщин тяжелым острым камнем. Убийства действительно меня шокировали, и я был в состоянии только исполнять свой долг, вырезать и сопоставлять отчеты о каждой кровавой детали, каждой капле крови, каждой ужасной ране, каждом широко раскрытом глазе, каждом наводящем ужас лице, каждом непостижимом зверстве, читая лежащие рядом вырезки, рассказы о странных событиях и обычных делах, таких как поиски по всему району пропавшей студентки, оказавшейся сестрой высокопоставленного иностранца, которая посещала занятия в Лондоне инкогнито, готовя себя к выступлению на сцене в своей родной стране или, возможно, планируя сбежать из дома и присоединиться к бродячей цирковой труппе. Автор статьи называл пропавшую женщину «сумасшедшим мимом из Мейфэра», из-за чего я рассмеялся.

Я подошел к двери, аккуратно обойдя Холмса, стараясь не наступить на край его серо-буро-фиолетового халата, и открыл дверь, раздумывая, увижу ли я маленького болезненного Лестрейда с крысиным лицом или блистательного Тобиаса Грегсона, и почему Грегсон получает гроши от государства, когда сам мог бы заработать состояние, но не мое дело задавать такие вопросы, он делает то, что хочет, а вместо этих двоих в гостиную вошла женщина.

Женщина!

Миссис Хадсон хотела ошарашить меня, но я сам был ошарашен. Э, чего вы хотите? Я хочу нанять детектива. Я спросил, хочет ли она нанять какого-то особенного детектива. Мистер Холмс, несомненно, самый успешный и пользующийся спросом частный сыщик во всем Лондоне, возможно, во всем королевстве ее величества, но и я не просто собираю информацию и выдвигаю собственные теории, я раскрыл несколько дел, мне завидуют, что у меня большой дом на Харлей-стрит, в котором я большую часть времени не проживаю, потому что мне более приятно проводить время в компании моего старого друга мистера Шерлока Холмса. Вы детектив, сэр?

Она переступила через порог. Холмс наполнил свой шприц до упора, стоял и внимательно смотрел на него, подняв его вверх, к свету, потом надавил на поршень, пока мелкие брызги не появились между мной и газовой лампой, образовав маленькую сверкающую кратковременную радугу в воздухе, опустившуюся на оконное стекло и исчезнувшую, как крошечная струйка дождевой воды, только эта жидкость была на внутренней стороне стекла, а не снаружи, но это все не имело никакого значения, нет, совсем нет, нет, нет, вовсе нет, — то, что свет преломляется в прозрачной жидкости, испускаемый газовой лампой за нашим окном, на Бейкер-стрит.

Женщина протянула вперед руку, ища поддержки, и я взял ее руку в свою и усадил очень осторожно, очень медленно и очень заботливо на диван. Я не мог не обратить внимания на приятный запах ее духов, на ее аккуратно уложенные волосы, на ее изящную фигуру, на миниатюрную и мягкую от природы руку, но огрубевшую от непривычной работы. Как могли с этой женщиной так обращаться? Какой монстр, отец или муж, под чьей опекой она пребывает, так плохо с ней обращается? Такое прекрасное создание, конечно же, заслуживает нежного, ласкового обращения. О, спасибо вам, сэр, боюсь, что я на миг потеряла сознание. О, мадам, мне было так приятно оказать вам помощь. О, сэр, не будете ли вы так любезны присесть на этот диван возле меня. О, мадам, конечно, склонитесь на мое плечо, возьмите меня за руку, о, вложите свою милую маленькую тоненькую, грациозную, восхитительную ручку в мою. О, сэр. О, мадам.