Галина Куликова - Смерть на высоких каблуках, или Элементарно, Васин! (сборник)

Открыв глаза, она увидела искаженное тревогой лицо Вадима и изо всех сил прижалась к нему. Напавший на нее человек лежал на полу, и вокруг его головы растеклась огромная лужа крови. Кровь казалась черной.

— Ты сделал это ради меня? — спросила Настя шепотом. Глаза ее расширились от ужаса и восторга. — Потому что действительно любишь меня?

Вадим вспоминал эти слова и ее взгляд в тот момент, когда следователь задавал ему вопросы. Да, мужчина собирался задушить его невесту. Да, он ударил его по голове тем, что попалось под руку. И нисколько не сожалеет о содеянном. Как еще он мог доказать Насте, что его чувства настоящие? Поверила бы она ему, откажись он от поступка, который якобы совершил ради нее?

Единственное, что не укладывалось в общую картину, это сумбурный рассказ охранника о странной женщине, которой он отдал запасной ключ от двадцать четвертого номера. Самым странным было то, что ключ этот оказался на месте — в ящике конторки администратора, и никто не мог объяснить, как он туда попал.

Как только следствие пришло к выводу, что убитый вполне может оказаться «призраком с удавкой», стали срочно разыскивать единственную его жертву, которой удалось выжить. В отделение она приехала в сопровождении мужа и выглядела довольно спокойной. Увидев тело предполагаемого преступника, бросила на него лишь мимолетный взгляд и решительно заявила:

— Это он. У меня нет никаких сомнений.

Ей напомнили, что прежде она жаловалась на провалы в памяти, но свидетельница только пожала плечами:

— Да, я не могла его описать, но вспоминать — это одно, а видеть — совсем другое. Окажись я на месте того молодого человека, я поступила бы точно так же, — закончила она.

У ее мужа нервно дернулся уголок рта. Однако на это никто не обратил внимания.

Когда Вадим и Настя остались вдвоем, она бросилась ему на шею — ее всю лихорадило.

— Вадим, прости меня, прости! Как я могла сомневаться в тебе! Я больше не упрекну тебя в том, что ты ни на что ради меня неспособен!

— Знаешь, на самом деле я не сделал ничего особенного…

Он уже приготовился рассказать, как все было на самом деле, но Настя запечатала ему рот поцелуем, и тайна так и осталась жить у него внутри. Время от времени она давала о себе знать, проступая на теле горячей испариной и плетя свой сложный узор на ладони его жизни, но он привык к ее присутствию и решил уже никогда с ней не расставаться.

На первый взгляд дело было рядовым. Супружеская пара проезжала на своем автомобиле через город. Неподалеку от природного заповедника путники остановились отдохнуть. Место было безлюдным, и муж, выходя из машины, оставил ключ в замке зажигания. Через некоторое время супруги услышали шум мотора и увидели, что их собственный автомобиль рванул с места. Мужчина бросился наперерез, за ним побежала его жена. Неизвестный, угнавший машину, сбил обоих. Супруги оказались в больнице. Отпечатки пальцев на руле вывели милицию на некоего Болжина, ранее судимого, проходившего по делу о торговле наркотиками. Задержали его довольно быстро, однако подозреваемый не собирался ни в чем признаваться. Милиции еще предстояло собирать улики, тем не менее до окончания следствия Болжина решено было выпустить под залог. И тут неожиданно обнаружился свидетель происшествия, показания которого нельзя было не принимать в расчет. Согласно этим показаниям, Болжин был виновен.

Помощник прокурора Александр Каменицкий посмотрел на фотографию свидетеля и крякнул.

— Вы хотите сказать, что это именно он обвиняет Болжина в наезде? Вы считаете, что его можно назвать настоящим свидетелем обвинения…

Майор Сергей Вьюгин смутился, но все же не отступил:

— Его, гм… показания — единственное, что может поколебать решимость вашего шефа освободить Болжина под залог.

— Вы всерьез считаете, что я пойду с этим к прокурору?

— Надо попытаться. Я уверен, что Болжин, получив свободу, немедленно скроется. У меня нет прямых доказательств, которые позволили бы потребовать плотной слежки после того, как его освободят. Он это прекрасно понимает — и как только выйдет, скроется. Пострадавший находится на грани жизни и смерти. Если он умрет, Болжин сядет.

— А если он невиновен?

— Я так не думаю. И вы бы со мной согласились, если бы видели, как на него смотрел Билли.

— А, так нашего главного свидетеля зовут Билли? — усмехнулся Каменицкий, постучав фотографией о стол. — Ну хорошо, попробуйте сначала убедить меня. Я смогу повлиять на решение прокурора, только если у меня в руках будут действительно серьезные аргументы. Уверяю: выражение глаз вашего, так сказать, свидетеля к таким аргументам не относится. Так что нам понадобится мнение эксперта.

Он привстал и окликнул молодого человека, сидевшего за перегородкой.

— Майор, позвольте представить: Алексей Риггер, наш криминалист, — сказал Каменицкий.

Риггер молча кивнул, пожимая протянутую руку. Он был молод, но уже слыл настоящим знатоком своего дела. Ужасно серьезный и правильный, он производил впечатление дотошного зануды. «Ох и хитрец Сашка — специально выбрал такого педанта, чтобы уж наверняка забраковать нашего свидетеля, — подумал Вьюгин. — Недаром же у этого типа и фамилия немецкая — наверняка настоящий сухарь».

Тем временем Каменицкий перешел к делу:

— Леша, проверь, пожалуйста, благонадежность этого свидетеля, — сказал он, обращаясь к молодому таланту. — Я хочу знать, насколько он умен и как зарекомендовал себя, что думают о нем соседи и все такое. Майор Сергей Вьюгин, — он кивнул в сторону своего спутника, — посвятит тебя в детали.

Риггер повертел фотографию в руках и опасливо возразил:

— Но ведь это… это собака!

— Это чертовски умная собака, уверяю вас, — вмешался Вьюгин. — И ваша задача, Алексей, помочь мне убедить в этом представителей прокуратуры.

Риггер некоторое время молчал, потом потер руки, словно собирался приступить к физической работе.

— Думаю, будет лучше, если вы просто введете меня в курс дела, а выводы я сделаю сам, — заметил он. — Никого и ни в чем я убеждать не собираюсь. И, как специалист, должен сохранять объективность.

«Какой принципиальный выискался, — чертыхнулся про себя Вьюгин. — Ну, теперь точно еще один жулик над нами посмеется». Майор, конечно, понимал, что человека нельзя преследовать, если отсутствуют прямые доказательства вины. Но все-таки он был следователем, а не юристом и привык полагаться не только на логику, но и на интуицию — без этого в его работе не обойтись. За долгие годы он научился прислушиваться к себе. Сейчас отточенное годами службы профессиональное чутье говорило ему, что это дело ни в коем случае нельзя пускать на самотек. Он согласен работать хоть с сотней экспертов, если это поможет доказать его правоту.