Оксана Обухова - Жена скупого рыцаря

Родному автомобилю киллер обрадовался, словно только что его купил. С целыми стеклами и колесами «Чероки» стоял под ветвями высокой ели.

Оставить все как есть, сесть за руль своей машины и уехать? Из Москвы, из страны. Сердце Ювелира бешено коло таюсь, потные ладони скользили по рулю чужой машины. Уехать?

Нет. У него есть время хотя бы до рассвета. А это три часа. Впрочем, уже меньше, два с половиной. Успеет он найти двух женщин и одного мужчину?

Сбрасывая напряжение, Ювелир потряс руками, сделал круговые движения шеей. Он останется. Дьявол их побери, но он останется!

И дело даже не в том, что, если он сейчас уедет, к вечеру у каждого постового будет его фоторобот, не в том, что фоторобот даст хозяевам сигнал провала и на него начнется охота. Дело в принципе. Ювелир не любил проигрывать. И не хотел закончить карьеру на многоточии…

Смуглые женщины в апельсиновой роще ждут победителя.

«Слабак! — сказал себе Ювелир, грязно выругался и сплюнул через открытое окно. — Слабак и нюня. Соберись!»

Так. Одна из женщин почти без сознания и на ней белый спортивный костюм. Далеко ли уйдут его жертвы с такой ношей на спине? Нет. Поэтому стоит искать.

К соседям они не пошли. Ювелир всмотрелся в далекие силуэты темных домов деревни и прислушался. Тихо. Даже кузнечики не звенят в мокрой траве.

Проверив многочисленные карманы куртки, Ювелир переложил в боковые нож, удавку, проверил в нагрудном запасную обойму. Пистолет положил на сиденье рядом и, осторожно развернувшись, на машине Учителя поехал назад к Колотушино. Еще раз он проверит океан травы вокруг всех пустующих домов деревни, пройдет с фонариком вдоль всех заборов и кустов. Где-то, но мелькнет фигура в белом костюме, обозначатся следы рифленых подошв Учителя. Далеко они не ушли. Если только не бросили Галину. Но это вряд ли…»

Первый глоток «Спецназа» Галка сделала достаточно уверенно. Потом поняла, что поят ее не водой, и начала сопротивляться.

— Сколько она тогда выпила? — спросил Лев.

— Немного, — шепнула я. — Должно хватить.

И оказалась права. Хватило Зайцевой моментально. Она окаменела в руках Левы, откинула голову и затихла.

— Здоровское пойло! — восхитился Лев и, оглянувшись, не поплыли ли к деревне фары джипа, волоком потащил Зайцеву к сараю.

Не скажу, что пробираться на карачках вдоль дороги было удобно. В колени и ладони впивались острые камни, трава хлестала по лицу, но страх, что оседлал нам спины, гнал лучше всяких кучеров. Не знаю, отмечал ли Гиннесс рекорды ползания по пересеченной местности, но думаю, мы были б в лидерах. Только лягушки прыскали от нас в разные стороны.

Галка путешествовала почти с удобствами. Лежа на спине, она ехала по мокрой траве, пересчитывала седалищем булыжники и даже не охала, когда Лева делал резкие, отчаянные рывки за шиворот халата. Фланель российского производства трещала, но стояла насмерть. Сто метров до дверей сарая выдержала.

Не подползая, если так можно выразиться, двух шагов до края бровки, Лев с шумным выдохом остановился.

— Не знаешь, еще один вход есть? — спросил боксер.

— А чем тебе этот не нравится? — любуясь раскрытыми воротами, спросила я.

— Следы оставим. У входа ровная, как стекло земля. Все отпечатается…

Лева прав. Ползли мы зря.

— Я не знаю, — всхлипнула я и чуть не зарыдала от огорчения и страха.

Огромное строение, обещавшее защиту, оказалось ловушкой. Ползти назад к деревне мы не могли. У Галкиного дома светились фары джипа. Убийца пока искал там, но скоро мог вернуться. Другого убежища поблизости не было.

— Лежи здесь, — шепнул Лев и, встав на ноги и пригнувшись, бросился в обход ровной земли, к стенам сарая.

Вскоре оттуда донесся тихий скрежет отдираемых досок. Лев делал лаз, дыру в стене сарая. Стены заросли травой, и мы очень надеялись, что убийца не заметит прохода.

Лаз получился так себе — узкий, занозистый и вел прямиком в гнилое позапрошлогоднее сено.

В нем мы Зайцеву и прикопали. Оттащили в угол, набросали сверху прелой трухи и начали оглядываться. Если не считать кособокой двухколесной телеги, в сарае было пусто. В самом центре сарая с потолка натекла огромная лужа. Вода сочилась через квадратный чердачный люк, сквозь него виднелась крыша, сквозь крышу, местами, звездное небо.

— Должна быть лестница, — пробормотал Лев и начал пинками разбрасывать клоки слежавшегося сена.

Благодаря дырам в крыше тьма стояла не кромешная. Я опустилась на колени и, тихо охая от боли в содранных ладонях, начала шарить руками по полу. Заноза, сено, камни, ржавый гвоздь внушительных размеров…

— Нашел! — обрадовался Лева.

Роняя с деревяшек многолетние наслоения мусора, над полом поднималась лестница. Шатаясь от усталости и сумрачно пыхтя, Лев задирал кверху тяжелую трехметровую лестницу.

— Она не подломится? — с сомнением спросила я, дотронувшись до ветхого, удивительно сухого дерева.

— Твой вес выдержит. Должна, — ответил Лева и тихонько стукнул по перекладине.

— А ты? А Галка?

Лев молчал.

— А ты?! — я повторила.

— Сима, лезь наверх, — тихо произнес Лев.

— Одна не буду! — почти крикнула я. — Он тебя убьет!

— Он всех убьет, — грустно сказал мой храбрый Лев. — Не думай обо мне. Я Галку сейчас к тебе подниму… если лестница выдержит.

Трясясь от страха и ожидая, что вот сейчас гнилая перекладина подломится и я рухну вниз, в темноту, я лезла к чердаку. Левушка стоял внизу, крепко держа лестницу в сильных надежных руках, и подбадривал меня словами: «Давай, Сима, не бойся, если что, я тебя поймаю».

Чердак заброшенного сеновала выглядел еще хуже, чем первый этаж. Годами впитывая влагу, остатки сена превратились в черную гнилую слизь, и лишь в одном углу остался сухой пыльный стожок. Я проверила сено на предмет мышей и решила — Галке хватит. В смысле сена, не мышей — животных не было.

Лежа на полу и чихая от пыли поднявшейся при проверке стожка, я, свесив голову из люка, глядела, как Лева медленно, проверяя каждую перекладину, тащит Галку на чердак.

Их общего веса не выдержала лишь предпоследняя ступенька. С громким предательским хрустом деревяшка разломилась, но плечи Зайцевой уже лежали на полу чердака, и в каком-то невероятном усилии Лев успел подбросить тело подруги вверх. Я втянула остальную Зайцеву в люк, оттащила к сухому островку сена и припорошила основательно. Я исчихалась вся, подруга даже не поморщилась. Вторая доза отравы утихомирила ее настолько, что при других обстоятельствах я бы уже начала беспокоиться. Но это при других обстоятельствах. Сейчас я тихо радовалась, что Заяц даже не храпит. Полная каталепсия. Оцепенение, похожее на смерть.