Наталья Александрова - Блондин на коротком поводке

Стас, скотина, даже не пытался меня защитить. Он только бледнел все больше и больше, и видно было, что боится своего папочку просто до безумия. В это время у меня зазвонил мобильник, и я ответила, чтобы хоть как-то прекратить это безумие. Звонил мой отец, он почему-то забеспокоился и хотел узнать, где я и все ли со мной в порядке. Великий и Ужасный понял, кто звонит, вырвал у меня из рук мобильник и принялся орать: «Ты что себе вообразил? Это не ты ли свою доченьку подучил залезть в мой сейф? Способный у тебя ребенок, далеко пойдет! Да только не по себе кусок выбрал, как бы рот не треснул! Скажи своей девке, чтобы немедленно вернула то, что взяла у меня, иначе я вас всех в порошок сотру! Ты прекрасно понимаешь, что мне это не составит ни малейшего труда! Ты, козел, будешь по вагонам с протянутой рукой милостыню просить, а твоя жирная жена по помойкам бутылки собирать! Одна радость, что похудеет!»

Потом он швырнул мой мобильник о стенку с такой злостью, что разбил его вдребезги…

Дашка замолчала и заплакала — на этот раз тихо и безнадежно.

— Ты представляешь, — сказала она сквозь слезы, — что сейчас творится у меня дома?

— Поэтому ты и приехала ко мне? Не могла в таком состоянии показаться им на глаза?

Дашка кивнула.

— Хотя бы позвони им, а то Виктория Федоровна, наверное, просто с ума сходит…

— Ты ведь знаешь мою неподражаемую мамочку, — скривилась Дашка, — ее больше всего расстроит то, что пропадут зря все ее немыслимые приготовления к свадьбе…

— Все же позвони, — настаивала я, — нужно ее успокоить…

Дашка послушно взяла телефон и набрала свой домашний номер. Трубку мгновенно сняли, и даже мне был хорошо слышен рыдающий голос Виктории Федоровны:

— Дашенька, девочка, как же так? Вы поссорились со Стасиком? Свадьбу придется отложить?

— Какая свадьба, мама! — напряженным голосом сказала Дашка. — Какая может быть свадьба?

— Но все приготовлено… но зал… но приглашения… Боже! Какой будет скандал!

— Мама, сейчас не это главное! — остановила ее Дашка.

— Но платье от Фигуриной! — прорыдала Виктория Федоровна, и ее сменил Дашкин отец, должно быть, вырвав трубку у жены.

— Даша, почему ты не отвечаешь по мобильнику? — спросил Леонид Ильич. — Мы с твоей мамой очень волновались!

— Мобильник сломался, — коротко ответила Дашка.

— Что там случилось? Где ты?

— Я у Кати. У Кати Стрижовой.

— Почему ты у Кати, а не дома? — В голосе Гусарова прозвучали недовольство и ревность.

— Мне нужно было… я сейчас приеду.

— Приезжай немедленно!

Дашка повесила трубку и встала.

— Надо ехать, — проговорила она, массируя виски. — Катюша, ты не могла бы поехать со мной? Мне очень неудобно вешать на тебя свои проблемы, но ты мне очень помогла бы…

— Что еще за светские обороты! — возмутилась я. — Конечно, поеду.

Спускаясь по лестнице, я спросила ее:

— Послушай, а как Руденко тебя отпустил?

— То есть? — Дашка остановилась, удивленно взглянув на меня. — Что ты хочешь этим сказать?

— Ну, ведь то, что у него пропало, страшно важно для него, а ты ему это не отдала…

— Естественно, — она пожала плечами, — как я могла отдать то, чего у меня нет? То, чего я и в глаза не видела? Или ты мне не веришь?

— Верю, конечно! Но он, по логике, не должен был тебя отпускать, пока не получит эти свои документы!

— Ну ты даешь! — Дашка снова пожала плечами и двинулась дальше. — Ведь это все-таки Михаил Николаевич Руденко, Великий и Ужасный, а не какой-нибудь уличный бандит!

На мой взгляд, невелика разница, но я предпочла оставить это спорное мнение при себе.

И все равно какое-то сомнение у меня осталось. Не должен был Руденко отпустить Дашку в такой ситуации…

На улице нас поджидала ее двухместная спортивная «Ауди», личная машина обеспеченной девушки, как говорила Дашка в прежние, благополучные времена.

Мы поехали к дому Гусаровых, и я невольно оглянулась.

За нами ехала, стараясь не увеличивать, но и не уменьшать дистанцию, скромная темно-синяя иномарка. Дашка была явно не в лучшей форме, она вела машину очень неровно, то резко тормозила, то чересчур разгонялась, и темно-синяя машина в точности повторяла все ее неврастенические маневры. Конечно, можно не добавлять, что эта иномарка повторила и наш маршрут от моего дома до дома Гусаровых.

«Так вот почему Руденко ее отпустил! — догадалась я. — Он, как говорят в шпионских романах, приделал ей хвост, взял ее под колпак, чтобы проследить, куда она пойдет, с кем встретится… Он решил, что таким способом гораздо скорее доберется до своих документов. Наверняка он будет прослушивать все ее телефонные разговоры…»

Тут же я подумала, что в самую первую очередь подруга встретилась со мной. Так что я теперь тоже под колпаком.

Мы приехали к Дашкиному дому.

Осторожно скосив глаза, я увидела, что темно-синяя машина остановилась неподалеку, на другой стороне улицы.

Дашке я не стала говорить о своих наблюдениях, ей и без того хватало поводов для расстройства.

Мы поднялись в ее квартиру, и все смешалось в доме Гусаровых.

Слава, охранник в суперэлитном доме, среди жильцов которого был даже такой выдающийся человек, как Михаил Николаевич Руденко, сменился с дежурства и вышел на улицу.

Погода была прекрасная, и Слава неторопливо пошел по Малой Конюшенной в сторону Невского проспекта, подставив свое волевое мужественное лицо ласковому майскому солнышку.

Однако не успел он выйти на Невский, как рядом с ним притормозила черная «Мазда», дверь ее приоткрылась, и удивительно знакомый голос негромко произнес:

— Садись, дорогой, подвезу!

Первым Славиным побуждением было броситься наутек, вторым, более разумным, — вытащить из-под мышки «беретту», но, уже потянувшись к кобуре, он разглядел человека в салоне и понял, что все куда серьезнее и что ни бегство, ни пистолет ему не помогут.

В машине сидел высокий лысый мужчина с желтоватым усталым лицом и глубокими тенями под глазами.

— Садись, Славик, садись! — повелительно повторил полковник Захаров. — Есть разговор.

Слава послушно сел на заднее сиденье, и «Мазда» плавно тронулась с места. Водитель был отделен от них с полковником прозрачной звуконепроницаемой перегородкой.

— Вчера вечером ты дежурил? — спросил Захаров, повернувшись к Славе и подняв тяжелые, набрякшие веки.

— Алексей Степанович! — Слава, большой и сильный, вжался в спинку сиденья, глядя на этого худого болезненного человека, как кролик на удава. — Вы же знаете, какие люди там живут! Если до них дойдет, что я кому-то стучу… меня просто сотрут в порошок!

Захаров опустил веки, прикрыв пронзительные темно-серые глаза, и криво усмехнулся:

— А если до них дойдет, чем ты занимался в девяносто втором году? Думаешь, они будут довольны?