Ирина Андросова - Девушка Бандераса

Так, приехали. Одна, понимаешь, шутница, второй параноик со стажем, а я, как всегда, со всех сторон выгляжу идиоткой. И поделом мне. Не буду верить фантазиям больного человека. Ничего не скажешь, интересно жил гражданин Остапчук в своем вымышленном мире. И в кино ходить не надо. Сам себе историю придумал, злодеев наметил среди ближайших соседей, что не знал, то домыслил, а через день уже, глядишь, свято верит в свой вымысел. А потом, что особенно приятно, сам же их, злодеев этих, и разоблачает…

Галка снова вернулась к своим посевам и продолжила состригать сизые венчики и аккуратно складывать их в мешок.

— Ты нашла, с кем пошутить, — сердито пробормотала я, досадуя на себя, на покойника и на Галку одновременно.

— Да что я, Кузьмича, что ли, не знаю? — беззаботно откликнулась та. — Чем глупее ему соврешь, тем скорее он поверит. Настрочит донос куда следует и сразу успокоится. А то промолчишь, не скажешь ничего, так он и будет ходить, высматривать, вынюхивать, привлекая своим таинственным видом всеобщее внимание. А народ у нас сама знаешь какой. До чужого добра жадный. Как прознают, в чем тут дело, так всю мою японскую травку за одну ночь и повыдерут с корнем…

Соседка бережно встряхнула свой кулек, заглянула внутрь его, удостоверилась, что нужное количество сырья собрано, и, убирая ножницы в карман, добавила:

— Много их, желающих похудеть-то…

Немного помолчала, поглаживая рукой побеги, вскинула голову, пронзительно посмотрела прямо мне в душу и закончила:

— А рассказываю я это только потому, что тебе, Ринка, худеть больше некуда, а так ни за что бы не сказала…

Обратно к дому я брела, понуро свесив голову на грудь и сшибая ногой одуванчики. И здесь пролет по всем позициям. Это что же, у меня остается только агент МОССАДа Сима с масоном Максом? Н-да, богатый выбор, ничего не скажешь. Но, однако, как ни сомнительны эти варианты, они тоже требуют тщательной проверки…

Этим утром на соседнем участке стихов не читали. То ли Виолетта Петровна была не в настроении, то ли, как грозилась давеча, уже уехала в Москву. Я решила посадить цветочки и уселась на грядке, краем глаза наблюдая за детьми. Малыши предавались своему любимому занятию — ловили ящериц. Когда охота увенчалась успехом, Алиска и Бориска принялись делить добычу. В конце концов, Бориска присвоил себе заднюю, наиболее ценную на Борькин взгляд, часть рептилии. В то время как Алиска вырывала ее у брата из рук, передняя половина сумела спастись бегством. Я углубилась в посадки и пропустила тот момент, когда Алиска каким-то чудом отвоевала хвост у братца и сейчас возила эту деталь ящерицы в кукольной прогулочной коляске. Странно, чтобы Бориска добровольно расстался со своей добычей? Быть такого не может. Но ни воя, ни шума драки я не слышала, значит, отдал хвост сестрице сам. Это могло произойти в одном-единственном случае — если только мальчишка нашел себе занятие поинтереснее…

С трудом разогнув онемевшую спину, я зашла в дом и увидела, что племянник сидит за столом и, высунув язык от усердия, что-то рисует цветными карандашами в маленькой красной книжечке. Характерной такой книжечке, отлично знакомой каждому гражданину России, достигшему четырнадцати лет. Ведь если мне не изменяет память, теперь паспорт выдают именно в этом возрасте? Перед Бориской стоит мое косметическое зеркало, а он смотрится в него и самозабвенно рисует, рисует…

Подкравшись сзади, я заглянула племяннику через плечо и обомлела. Борька, аккуратно срезав ламинат лезвием, старательно воспроизводил свой автопортрет в чьем-то паспорте, а именно в том самом месте, где когда-то красовалась фотография его законного владельца. Ржавое лезвие «Нева» валялось тут же, на столе, а вот самой фотографии нигде не было видно. Зато под столом сидела наша колли и удовлетворенно облизывалась.

Первая мысль была про паспорт: «мой!» Но потом я взглянула на застегнутую сумку, что висела на вешалке у двери, и у меня отлегло от сердца. Уф, пронесло, кажется, паспорт все-таки не мой! Как я повесила сумку с документами на крюк под потолком, так она там и висит. Потом подумала про Вадима, и тоже стало как-то не по себе. Но тут я увидела рядом с мазней племянника каллиграфическую надпись: «Гадованюк Эдуард Эдуардович» и немного успокоилась. Хорошо хоть не наш документ поганит, а чужого Гадованюка.

— Бориска, паразит, ты что делаешь! — страшным голосом прошептала я.

Ребенок, конечно же, испугался и тут же принялся реветь. Уж я его и успокаивала, и обещала не ругать, если честно признается, откуда стянул документ, но Борька только рыдал во весь голос, размазывая слезы по сопливой мордахе. Вадим, накрывшись одеялом с головой, беспробудно лечился сном, Янка смотрела в своей комнате телевизор. Где-то через полчаса дочь не выдержала, кубарем скатилась по лестнице и влетела в столовую, держа в руках белоснежный ремень с массивной анодированной пряжкой, усыпанной стразами.

— Если ты, поганец, сию же секунду не скажешь, о чем тебя спрашивают, я излуплю твое хилое тельце вот этой самой пряжкой, как спартаковец армейца, ты меня знаешь!

Угроза моментально подействовала. Видимо, Бориска и впрямь отлично знал свою двоюродную сестрицу и ее широкие возможности. Всхлипывая и утираясь рукавом, он повел меня туда, где обнаружил свою находку. При этом малыш то и дело опасливо косился на Янку, которая, поигрывая ремнем, неотступно следовала за нами, и тихо говорил:

— Я же его нашел… Я же не укгал… Пгосто я хотел быть тоже с документами… Вот сами будете виноваты, если меня милиционегы на улице остановят, а я без паспогта…

Племянник подвел нас к столу на лужайке, где давеча пировал весь «Шанхай», и показал под пластиковый стул, на котором сидел покойный общественник.

— Вот где я нашел свой паспогт, котогый вы у меня отобгали… — горько сказал Борис.

Мальчик в последний раз шмыгнул носом, смерил нас с Янкой обиженным взглядом и, независимо засунув руки в брюки, направился к выгребной яме. Думаю, там он решил отвести душу и взамен конфискованного сокровища разжиться чем-нибудь не менее полезным.

— Слушай, Янка, как же Перепелкин осматривал место происшествия, если пропустил такую важную улику, как паспорт?

— Да ладно, мам, не парься! — ловко продевая белый ремень с анодированной пряжкой сквозь шлевки джинсовых штанов, отозвалась дочь. — Темно же было, да и за помин души покойника выпить хотелось…

Это что же получается? Важные улики прямо у себя под носом не замечаем? А если сержант так же, как собирал вещественные доказательства, и все следствие вести будет? Эдак мы с его легкой руки к осени все за решеткой окажемся…

Я еще раз заглянула в оскверненный Бориской документ и подумала, что лучше его в милицию не отдавать. А то расстроенный предстоящим кузовным ремонтом участковый придерется к тому, что фотография срезана, меня же еще и оштрафует… А господину Гадованюку в следующий раз будет наука — нечего удостоверения личности разбрасывать где попало…