Ирина Павская - Мужчина-вамп

Я, как всегда, ошиблась. Никаких грейпфрутов, никаких мускулов. Целомудренно сверкнул полированным боком белый рояль, за который незаметно присел аккомпаниатор, а на середину сцены спокойно и даже, я бы сказала, застенчиво вышел мужчина средних лет, отдаленно напоминавший артиста эстрады Вертинского. Собственно, он даже и подчеркивал это сходство старомодным костюмом и прической. Ух ты! Значит, декаданс, упадок. «С кем вы теперь, кто вам целует пальцы?..» Я довольно встрепенулась. Все лучше, чем совать деньги в трусы.

Прозвучало легкое вступление, причем фортепианные быстрые россыпи подкреплялись печальными гитарными аккордами — на сцене был еще и гитарист — и «Вертинский» запел. Нет, к счастью, он не копировал известного певца: не грассировал, не изображал утонченную манерность. Да это было и не нужно. Выступавший был хорош сам по себе. Чуть хрипловатый, мягкий голос с невыразимой обреченностью признавался:

Я застыла. Что, собственно, такого? Довольно банальный текст, с некоторой претензией. Но было ощущение, что певец воткнул тонкую отравленную иглу прямо куда-то туда, где болит, и повернул ее там. Ты сама про эту боль вроде забыла, а мягкий голос напомнил про все несовершенство мира.

За соседними столиками перестали жрать. А ярко накрашенная длинноногая девица вдруг откровенно хлюпнула носом. Ее самодовольный лысоватый спутник протянул заботливо платок. Но девица резко оттолкнула его руку и глянула на него с такой ненавистью, что кормилец смутился.

Глаза Валевича мерцали в полутьме. Огонек свечи качался и двоился. Уж не подмешивают ли владельцы клуба феромоны и афродизиаки в свой ароматный парафин?

Мне было хорошо, словно я сидела в колбе, наполненной любовью. Шумит, бежит речка по камешкам. Да, в одну и ту же реку войти дважды нельзя. Но кто сказал, что нельзя, допустим, войти в другую? Главное — на камешках не поскользнуться. Я глянула на Бориса. Славный, надежный, симпатичный. Почему он терпит мои сумасбродства? И самоуверенно подумала — наверное, любит!

И в этот самый приятный для моего самолюбия момент что-то произошло. Краешек глаза что-то заметил. Да, точно! В зал вошел Алексей Михайлович Подлубняк. Певец на сцене продолжал петь так же трогательно, по-прежнему пахли свечи, но меня это уже абсолютно не задевало. Борис моментально заметил перемену и проследил мой взгляд:

— Понятно, отдых закончен. Началась работа.

Да, нечего сказать, Алексей Михайлович был хорош. Хорош сам по себе, без всяких на то усилий. Аура, харизма — назовите это как хотите, но женщины в зале стали украдкой бросать на него заинтересованные взгляды, а их кавалеры ревниво и беспокойно закопошились. Он был один. Без спутницы и даже без водителя, который, как мне показалось, исполнял при Подлубняке еще и роль некоего телохранителя. Я отпрянула в тень. Мне очень не хотелось, чтобы Алексей Михайлович меня заметил. Ничего страшного, конечно, но все-гаки… Только волновалась я напрасно. Уверен, могуч, как античный герой, и так же бесстрастен, Алексей Михайлович скользил взглядом поверх голов, и казалось, его ничто не интересовало. Хотя его самого тут знали. Еще бы! Людмила Семеновна жаловалась на его постоянные ночные отлучки. И в ночь пожара он тоже до утра отдыхал в «Арамисе». Можно сказать, почетный клиент. Это было понятно еще и по тому, как он уверенно, без всякой обычной в таких случаях заминки прошел к пустующему столику и опустился в кресло. Действительно, как я сразу не обратила на сей факт внимания. Зал полон, а самый удобный стол пуст, и никого за него не сажают. Вот, стало быть, за кем он закреплен.

Перед Алексеем Михайловичем принесли и поставили что-то из еды и выпивки. Его гастрономические пристрастия меня совершенно не интересовали. Я напряженно следила за лицом Подлубняка. Неужели он ходит сюда так часто только для того, чтобы поесть? Хотя концертная программа здесь тоже неплохая, к тому же наверняка всякий раз новая. Но маленький чуткий зверек под названием «женская интуиция», который широко раскрыл глаза и навострил уши внутри меня, подсказывал — дело не только в этом.

Подлубняк не торопясь ковырял ножом и вилкой в своей тарелке, не проявляя, впрочем, зверского аппетита. Время от времени пил что-то из бокала, вежливо раскланивался со знакомыми, но в разговоры ни с кем не вступал. Он лениво оглядывал присутствующих и входящих. Что же, так и просидит всю ночь? Малоинтересное времяпрепровождение. Вдруг его большая расслабленная фигура как-то странно напряглась, взгляд из рассеянного сделался внимательным, скорее скрыто-внимательным. Не поднимая головы от тарелки, он стал кидать косые взгляды в сторону барной стойки. У полированного барьера, отделяющего батарею тяжелых и легких напитков от страждущих, было не так много людей. Воркующая парочка, которая уже давненько громоздилась на высоких табуретах и постоянно пила на брудершафт, чтобы потом поцеловаться взасос на законных основаниях, дама средних лет, демонстрирующая толстые ляжки из-под короткой кожаной юбки, впрочем, без особого успеха, поскольку для двоих деловых мужичков, находящихся здесь же, разговор был гораздо интересней целлюлитных ляжек стареющей красотки. И все, пожалуй. Хотя нет. Минуту назад к самому краю стойки подошел юноша и заказал стакан сока. Молодой, коротко стриженные волосы с рыжинкой. Лет восемнадцати или чуть больше. Он лениво вертел высокий бокал в руках, двигал его по гладкой полированной поверхности туда-сюда и почти не смотрел в зал. Легкая футболка подчеркивала летний загар, светлые брюки, на мой взгляд, были слегка парню тесноваты.

Каюсь, не имела я подобного опыта, а потому ситуацию первым просек Валевич. Он тихонько тронул меня за руку и сказал, глядя в другую сторону:

— А теперь смотри, что будет. Только аккуратно, не пялься во все глаза.

В какой-то момент взгляды Алексея Михайловича и незнакомого парня встретились. Юноша чуть улыбнулся, крутанулся на барном табурете, а Подлубняк жестом подозвал к себе официанта. Несколько коротких фраз, посредник в черной «бабочке» подходит к стойке, что-то говорит парню. Тот слушает, слегка наклонив голову, продолжая вычерчивать бокалом по стойке замысловатый узор. Мнется недолго, улыбаясь уже более откровенно, а потом не спеша подходит к столику Подлубняка и садится в свободное кресло напротив.

— Вот и все! — Борис понимающе усмехнулся. — Сейчас побеседуют и уйдут. Хотя скорей всего Алексей Михайлович, как человек щедрый и состоятельный, угостит своего юного друга хорошим ужином.