Влада Ольховская - Стань моим Богом

– Свалить отсюда хочу! – отозвалась Мила. – Для начала. Дальше буду разбираться, искать Костю. А сейчас мне не очень приятно находиться с вами. Вот что… отходи назад, подальше, а уж от этой телки я удрать сумею!

– А где гарантия, что если я отойду, ты не сделаешь укол?

– Гарантия в том, что если ты не отойдешь, я его точно сделаю!

Несмотря на свой возраст, Мила держалась гораздо уверенней Марии – в ней не было никакой истеричности. Далеко пойдет! Если, конечно, ее отпустить… Агния бы даже попробовала что-то сделать, но Мила ни на секунду не теряла бдительности. Отвлечь ее не получалось.

По крайней мере, до того момента, пока не прозвучал детский голос:

– Мила, не надо! Я все папе расскажу!

Вряд ли Милу серьезно волновал потенциальный выговор от отца. Просто было видно, что сама сестра вызывает у нее такую злобу, что никакой разум ее не сдержит. Не обернуться к Веронике она не могла:

– Ты, тварь маленькая…

Агния хотела броситься вперед, но не успела – ее решительно отстранили. Можно сказать, оттолкнули, и она бы упала, если бы сильные руки не поддержали ее в нужный момент.

Версия с возвращением Андрея отпала сразу: тут два человека. Причем это не чужие, ведь чужие не будут обнимать так мягко и осторожно. Обернувшись, девушка увидела прямо над собой родные зеленые глаза.

– Как ты это делаешь – я никогда не пойму, – тяжело вздохнул Даниил. – Но чтобы я впредь оставил тебя одну? Да ни за что на свете!

Агния хотела ответить, что она и сама не стремится к одиночеству, что рада будет постоянно быть рядом с ним, но помешал визг с той стороны, где остались Даша и Мила.

Источником визга как раз являлась Мила. Вадим схватил ее за волосы и бесцеремонно, как нашкодившего котенка, поднял над землей. Агния предполагала, что ощущения от этого далеко не приятные, но ничего похожего на жалость не чувствовала. Главное, что эта тварь укол сделать не успела!

Мила очень быстро замолчала, когда ее лоб столкнулся со стволом дерева. Презрительно отбросив ее в сторону, Вадим склонился над Дашей, а она тут же прижалась к нему и начала быстро-быстро что-то шептать на ухо. Агния не слышала слов, но догадывалась о смысле.

Андрей вернулся из леса очень скоро и один. Он сообщил, что проблем у них больше нет. Совсем.

Агния верила ему, не могла не верить, но все равно старалась не отпускать руку Даниила. Потому что, когда он рядом, не надо думать об объяснениях, расследованиях, всей этой дряни, что здесь творилась. Он все сделает сам, заслонит от этого, наконец-то позволит не бояться. Он даже прервал попытку Вадима отчитать ее и Андрея за то, что случилось с Дашей, причем прервал достаточно жестко.

– Ты ни в чем не виновата, – сказал он, когда они наконец остались наедине. – И мне важно, чтобы ты сама об этом всегда помнила.

Агния не возражала и не собиралась изображать из себя мисс Марпл на солнечной батарейке. Она рассказала все, что удалось выяснить ей и Андрею, и со спокойной совестью ждала завершения истории. Буквально через пару дней она получила все ответы.

Константин никогда не был истинным лидером. Он долгое время работал дрессировщиком в цирке, там же с женой познакомился и не испытывал недовольства по поводу своего существования. По крайней мере, до тех пор, пока его жена не погибла во время несчастного случая прямо на арене. Более того, в этом обвинили самого Константина, он получил небольшой срок, а когда вышел, начал пить. Близких родственников у него не было, а те, что были, им не интересовались. Никто не собирался беспокоиться о нем.

Но чтобы пить, все-таки нужны деньги. Естественно, дорога обратно в цирк Константину была закрыта, да он и сам чувствовал, что с прежней работой не справится. При этом животных он искренне любил, кроме выпивки, только они могли отвлечь его от накатывающей депрессии. Так что он устроился смотрителем в маленький провинциальный зоопарк. Там мужчина чистил клетки, кормил зверей, работал охранником по ночам. Постепенно он даже переехал в свою маленькую сторожку, отказавшись от городской квартиры.

Именно тогда в его жизни неожиданно появилось родное существо – медвежонок Сенька, которого в лесу подстрелили браконьеры. Константин привязался к нему скорее как к ребенку, чем как к питомцу. Он лично выходил медвежонка, заботился о нем; под его чутким присмотром Сенька вырос в крупного, роскошного зверя. Вот только к дрессуре Константин так и не вернулся, а пить хоть и стал чуть меньше, но прекращать окончательно не планировал.

В результате по его недосмотру клетка со зверем осталась незапертой. Когда к медведю подошла группа шумных, галдящих школьников, не осталось никаких преград, и Сенька покалечил двух девочек, одна из которых в итоге скончалась. Константина сразу же уволили, Сеньку собрались усыплять.

В этот день к бывшему сторожу и подошли незнакомые люди. Предложение, которое они сделали, поначалу показалось мужчине бредом или тупейшей шуткой в его жизни. Однако собеседники остались предельно серьезны и свои слова подтвердили авансом. Константин, поразмыслив, согласился.

Ему полагалось возглавить некое подобие религиозной секты – быть там лидером и чуть ли не мистическим символом. Естественно, всю философию, молитвы и церемонии Константин придумывал не сам. Ему предоставили целое пособие, которое он добросовестно выучил. Поначалу было трудно, но он справился. Более того, его затянул новый ритм жизни, он перестал пить, а самое главное, забрал из зоопарка Сеньку – ради этого он и согласился и, как он сам подозревал, из-за наличия «собственного» медведя его и выбрали.

То, что он убивает людей, не имело такого большого значения. Вообще, Константин редко возвращался к принципам из старой жизни. Какой смысл философствовать, когда столько всего случилось? Думать надо о сегодняшнем дне!

Он прекрасно знал, что первостепенной целью его новых шефов были дети, рождавшиеся в общине. Для этого в «маленьком раю» собирали одиноких, разочаровавшихся, страдающих от депрессии женщин. У каждой из них была своя история, но результат один – грань суицида, на которой их очень умело подлавливали вербовщики. Попадая в общину, они с готовностью принимали новые правила, потому что чувствовали себя нужными. Даже необходимость отдавать детей на общее воспитание их не смущала, а от тех, кого смущала, очень быстро избавлялись.

Правило о том, что мать не должна знать собственного ребенка, Константин и его начальство использовали умело. Здоровых детей в первые дни жизни увозили из общины, а женщинам, чтобы не паниковали, оставляли самых больных, слабых, словом, ни на что не годных. Конечно, разница в количестве рожденных и имеющихся в наличии малышей была слишком очевидна, и Константин не скрывал от женщин, что частенько младенцы умирают. Но это тоже вписывалось в философию природной гармонии.