Кэрол Дуглас - Кошачье шоу

— Ну, мне, наверное, стоит получше подготовиться к официальной запарке меня же. Хотя нас обоих могут легко отправить на костер. Я могу тут быстренько бросить кошку, когда еще не ушла?

— Я зайду за тобой, — решительно произнес он. — И почему ты не хочешь дать Чернышу Луи шанс проявить теплоту к Икре?

— Я всегда за проявление теплоты, — парировала Темпл, выскальзывая за дверь и уверенно выбрасывая вперед свою ступню, в стиле бурлеск-шоу. Не хватало только барабанной дроби.

Я многим обязан этой Икре. Она обеспечила мне тихую восхищенную публику, когда я с триумфом вернулся из дома восковых фигур и своенравных котят, хотя у нее и было мистическое, самодовольное выражение на ее привлекательной мордашке, которая так напоминает мне вездесущую Карму. Я сказал ей, что она подает надежду.

— Единственное, что я могу обещать, — произносит она быстрее, чем вы успеваете выговорить «Джеки Робинсон», — это то, что никто никогда не станет мне указывать, куда мне идти и что делать.

— Хорошо, хорошо, — отвечаю я. — Твоя грязная миска, полная «Кошачьего счастья» может вечно стоять рядом с моей, в благодарность за мое спасение, но не более. Это мой дом, начиная с этих розовых тапочек в шкафу спальни и заканчивая французскими дверьми в патио и противным туалетным лотком в одной ванной, включая открытое окно в другой ванной. Тут я устанавливаю правила.

— Ты весишь девять килограммов, — говорит она, растягиваясь, словно крутая кошка. — Признай это: твое время вышло, толстяк. Ты безнадежно устарел. Ты — динозавр.

— Послушай, — отвечаю я, — динозавры последнее время очень популярны.

— Ненормальный представитель юрского периода, — насмехается она надо мной. — Должна признать, мне не нравится старье в любом виде, которое везде проявляет себя кое-как, за исключением глубоко неуважаемого сбежавшего отца, чтоб усы его сгнили, где бы он ни был. Только не подумай, что я могу сочувствовать такому невежественному придурку, как ты. Ты просто анахронизм.

— Послушай, ты… — зашипел я в ответ, защищая свое происхождение. — Я никогда не был и не являюсь родственником арахнидов.

— Я имею в виду, что ты устарел для нашего времени и места, серьезно, как просроченный продукт. Я, конечно могла бы отвести тебе еще кое-какое время, но только если бы была водяными часами.

— Так-так, Икра, — говорю я. — Такое прелестное имя для настоящей маленькой мисс. Но очевидно, что ваша уважаемая мама не привила вам манеры истинной леди.

— Леди отдыхают. И раз уж мы начали говорить об именах, тебя-то как зовут?

Вот тут я замялся.

— Меня называли разными именами.

— Я не сомневаюсь, — говорит она, изящно шмыгая носом.

— Один раз назвали сержантом Джо Фрайдеем.

— Ты выглядишь как неудачник.

— А еще Блэки.

— Бостонский Блэки, наверное, — ухмыляется эта малышка.

Она высокомерная, спесивая, невежественная и просто хамит. Но она ведь — родня. Я сдерживаю свой темперамент, который становится все более терпеливым в таких вот случаях.

— А еще: Тринадцать, — продолжаю я.

— Это, видимо, твой возраст.

— Не совсем, — отвечаю я, подавляя желание схватить ее за загривок и кинуть прямо об французские двери.

Я всегда остаюсь джентльменом, кроме случаев, когда маленькие невоспитанные девочки, обделенные в свое время родительским вниманием, выводят меня из себя и откровенно унижают. Но так как я нахожусь на стороне «родителей», очень грустно осознавать, что она прошла мимо вожжей отцовской дисциплины. Я не удивлюсь, если мое вмешательство будет расценено как приставание. Итак, я возвращаюсь к разговору о территории.

— Это мой дом. Я первый здесь появился. Мисс Темпл Барр — моя. Меня не волнует, кто ты, чем ты занималась в своем заключении, которое, должен я сказать, было довольно многообещающим. И я не собираюсь бросать все, что я нажил, ради того, чтобы как-то сгладить твое прошлое.

— Это мы еще посмотрим, — отвечает мисс Икра с удивительным хладнокровием.

Только она совершенно упустила одну очень важную деталь — мое имя. Я не вчера родился, а это, порой, очень важное преимущество.

Мэтт даже не удивился, когда встретил сестру Серафи-ну в центральном полицейском участке. Он боялся не увидеть там Пегги Вильгельм, впрочем, как и Темпл.

Видимо, они с Темпл думали одинаково: Пегги Вильгельм не имела прямого отношения к делу — ни к завещанию, ни к смерти тетушки, ни даже к жестокости на кошачьей выставке, если, конечно, бритье кошки является жестокостью, когда стрижет кто-то помимо настоящих любителей кошек.

Никого не удивило отсутствие отца Эрнандеса, который пропал еще прошлой ночью. Зачем лейтенант Молина продолжала играть в кошки-мышки с их страхами и подозрениями, оттягивая неизбежный момент разоблачения? Неужели она нашла новые улики в доме священника, и теперь ей нужны были показания Мэтта о шантаже по переписке? Возможно, именно эту тему она сегодня и осветит.

Мэтт глядел на нее с интересом. Она сидела за большим, заваленным бумагами столом, в большом, захламленном офисе, который явно принадлежал не ей: на семейных фотографиях на длинном столе позади нее сияли улыбками темнокожие люди. Скорее всего, это был кабинет кого-то из начальства, того, кто знал об этом собрании и разрешил его, но предпочел не присутствовать, оставив детали лейтенанту Молине. Все это должно было показать, что начальство уважает ее нестандартный подход к работе.

Лейтенант нервничала, Мэтт это заметил по тому, как она долго и беспричинно возилась с папками, избегая взглядов собравшихся. По ее выражению можно было понять, что ей было неприятно то, что она теперь собиралась сделать, но необходимо.

Мэтт собрался с духом. До сих пор лейтенант Молина проявляла удивительную способность к раскрытию смущающих подробностей — и чаще всего о нем. Еще недавно она предъявила Темпл такие же нелицеприятные факты о пропавшем Максе Кинселле. Какие именно? Любопытно было бы узнать. Темпл всегда была так честна и открыта, но что касалось Макса Кинселлы, она моментально превращалась в загадочную комнату без окон и дверей. Даже не просто комнату, догадывался Мэтт, а спальню. Поскольку эта территория была ему неизвестна, он решил быстренько сменить тему для размышлений.

Лейтенант Молина прочистила горло, постучала краем папки по поверхности стола: так делают учителя для привлечения внимания, призывая к порядку.

Они даже не разговаривали друг с другом, а просто лениво гудели, и, казалось, им эта встреча была совершенно не нужна. Может, она вообще была нужна только ей одной? И что Молина собирается им сообщить такого интересного? Похвастаться своей удачей? Открыть неизвестный секрет?