Наталья Матвеева - АКВАМАРИН

- Я тебя тоже очень, очень, очень сильно люблю, и ты ни в чем не виновата. – услышала она сзади такой теплый и веселый голос и резко обернулась.

В дверях склепа стоял Джонни, облокотившись плечом о дверную раму и сложив руки на груди, глядя на нее с игривой улыбкой. Лив тоже ухмыльнулась, встала и подошла к нему. Он был как всегда прекрасен в черной, обтягивающей футболке, модной синей кожаной куртке с поднятым воротником, джинсах и неизменных, любимых синих кедах. Его зеленые глаза страстно и любовно горели, глядя на нее, и Лив снова ощутила, как ее окружил пузырь тепла, такой родной, такой успокаивающий и самый любимый…

- Так ты что, болтушка, прикидывался спящим? – шутливо пожурила его Лив. Джонни весело улыбнулся.

- Нет. Просто твой свистящий шепот чуть не оглушил меня, какой уж тут сон… - хитро подмигнул он и получил тычок в плечо.

- А здесь-то ты как меня нашел? – с любовью и огромным удовольствием глядя на него, спросила Лив.

Джонни нежно улыбнулся и, взяв Лив за руку, вывел из склепа, держа курс на стоянку.

- Легче легкого, малышка Лив. Еще вчера я чувствовал флюиды угрызения совести и поэтому…

- Вот же идиотина! – шутливо разозлилась Лив, но Джонни вдруг остановил ее и развернул к себе, как-то странно и проникновенно заглядывая в ее глаза своими искрящимися зелеными.

- Лив. – вдруг серьезно сказал он.

- Не пугай меня, Джонни! Или я тебе так врежу…

Но он вдруг горячо поцеловал ее тем самым мимолетным, но таким волшебным поцелуем, который так любила Лив.

- Я думаю, нам надо пожениться. – вдруг серьезно заявил он.

Лив секунду ошарашено смотрела на него снизу вверх, ощущая дикое счастье, поднимающееся внутри нее, от которого хотелось летать… И она громко захохотала. Ее хохот напугал стаю птиц, спокойно сидящих на ближайшем старом дубе, и, отражаясь от могильных плит и ровной глади озера, взлетел вверх. Джонни закатил глаза, а затем схватил ее за плечи и затряс:

- Да тише ты, тише! Всех… м-м… ворон распугаешь!

- Вот дурилка!!! – хохотала Лив. – Ты мне среди древних трупиков предложение делаешь?? О-очень актуально для меня!! Я же не люблю романтику! – и снова хохот.

Джонни схватил ее за руку и поволок к парковке, злясь на нее. Уже около «Кадиллака» Лив, наконец, успокоилась.

- Ладно, ладно, хорошо, Джонни. – переведя дух и улыбаясь сказала Лив. – Так и быть, я согласна. Но моему отцу будешь объяснять все сам, и только попробуй при нем ввернуть свою дебильную историю про любовь десятилетнего мальчишки к шестилетней дурынде, прошедшую сквозь века до наших дней! Я тебя там же на месте урою, слышишь? – пригрозила ему Лив, садясь в «Кадиллак».

Джонни прыгнул за руль и беспечно пожал плечами.

- А что в этом такого? Очень даже роман…

- Эй! Джессика, между прочим, тоже была его дочерью! И, в отличие от меня, любимой. Скажешь ему, что полюбил меня, когда… - Лив задумалась. – Хм… Когда я так круто взорвала тот ночной бордель «Кабриолет».

- Ты взорвала??? Мы вообще-то вместе это сделали, Оливка! – обиженно, но весело воскликнул Джонни, выруливая с кладбища.

- Какая разница? – беспечно отмахнулась Лив. – Мой отец в любом случае будет в шоке… А твоя мама меня вообще ненавидит.

- Не говори ерунды! После той истории, когда ты в одиночку напала на четверых здоровенных мужиков, чтобы спасти меня, твоя фотография висит на стене у нее в комнате.

- Да, а в моем лице, в окружении маленьких, черных дырочек, торчит красный дротик…

- Ну ты и глупышка, Лив! Теперь я тебя буду так звать…

- Ты у меня землю есть будешь, индюк, если еще раз что-то подобное услышу. А на свадьбу пригласим Чейза Коллинса… И С-4 для фейерверка еще осталось…

- С тобой не соскучишься, Оливка… Кстати, в церковь можем приехать на танке, твой новый друг Трейшоун Джонс нам одолжит…

- Боюсь, отец отменит свадьбу. - в шутку угрюмо сказала Лив, с любовью посмотрев на Джонни.

Они хором рассмеялись, и Джонни игриво и успокаивающе подмигнул:

- Боюсь, у него нет выбора. Мы же одна команда.

- Ага. Осталось сообщить ему об этом.

Они снова рассмеялись, и «Кадиллак» утонул в лучах восходящего солнца, ложащихся ярким желтым светом на улицы просыпающегося Нью-Йорка.