Владимир Круковер - Зачарованный киллер-2

Моя способность притягивать к себе всяческие недоразумения, похоже, только усилилась. И внешне благополучный быт не обещал спокойствия. Я не знал тогда, в то очень раннее декабрьское утро, что предстоит мне еще сыграть в спектакле ФСБ, которые без всякой оригинальности возжелают моим трупом завербовать Гения. Что не переживу я «девственником» наезд грязных политических деятелей, в лице знакомого по зоне, испачкаю свою невинность кровью их боевиков. Что в число моих многочисленных и могущественных врагов добавится месть чеченцев, и что я, как дурак, буду гордится враждой с целой страной…

Многого я не знал тогда. И поэтому хладнокровно оделся и отправился покупать лекарство от печени.

Маленькая старушка в пушистом сером платке походила на мышку. И личико у нее было немного мышиное, остренькое, с подвижным аккуратным носиком и небольшими живыми глазками. Она появлялась на этом вокзале редко, не чаще одного раза в два месяца, поэтому не могла примелькаться вечно сонным сотрудникам ЛОМ (Линейного отдела милиции) или постоянным обитателям вокзала: БОМЖам, торгашам, сутенерам, перекупщикам билетов, воришкам и вокзальным мошенникам. Тем более, что в такое время все эти пестрые людские профессии почти не функционировали. Даже пассажиры проявляли непомерную вялость и не ругались в неизбежных очередях у касс.

Маленькая старушка в пушистом сером платке походила на мышку. И личико у нее было немного мышиное, остренькое, с подвижным аккуратным носиком и небольшими живыми глазками. Она появлялась на этом вокзале редко, не чаще одного раза в два месяца, поэтому не могла примелькаться вечно сонным сотрудникам ЛОМ (Линейного отдела милиции) или постоянным обитателям вокзала: БОМЖам, торгашам, сутенерам, перекупщикам билетов, воришкам и вокзальным мошенникам. Тем более, что в такое время все эти пестрые людские профессии почти не функционировали. Даже пассажиры проявляли непомерную вялость и не ругались в неизбежных очередях у касс.

Очередь — это самая характерная черта нашего общества, наш неповторимый менталитет зиждется именно в привычке создавать очереди, и если бы касс было в десять раз больше, россияне все равно ухитрились бы выстроиться в некую гусеницу к одной из касс.

Старушка неприметно шныряла по вокзалу что–то высматривая. Ее глазки шарили по лицам тех, кто не спешил на поезд, не стоял за билетами, а маялся, не зная куда себя деть. Такие неприкаянные на Казанском встречались часто. Это были провинциальные девчонки и мальчишки, сбежавшие в столицу за праздником и деньгами. Вместо первого они получали отупляющий шок равнодушия и свирепой спешки, вместо второго — голодное существование на каком–нибудь вокзале, пока их не заберут в распределитель (если нет документов) или не отошлют (если есть документы) домой. Возраст неприкаянных обычно колебался от 10 до 18 лет. У девушек возрастная грань могла быть выше.

Именно в этой среде черпали свои кадры владельцы подпольных публичных домов, создатели детских и взрослых порнофильмов, торговцы человеческими органами и прочие подонки, наживающиеся на человеческом горе. Промышляли на вокзалах и одиночки: педофилы, гомосексуалисты, другие извращенцы.

Но старушка как–то не вписывалась в эти ранги. Она, скорей, напоминала святошу, бескорыстно помогающую «заблудшим душам».

Вскоре ее внимание привлекли две девочки лет шестнадцати. Их одежда, а особенно чумазые лица сообщали внимательному наблюдателю, что ночуют они, где придется, что в Москве уже недели две и что все готовы отдать за кусок хлеба.

Девочки явно наслушались за этот период самых мерзких предложений, так что вели себя осторожно: ни с кем в контакт не вступали, от мужиков и парней шарахались. Они просили мелочь («на билет» — стандартная формула попрошаек вокзалов) в основном у пожилых женщин. Но пожилые женщины в Москве рано утром — секта существ угрюмых и скупых. Так что перепадали подростками сущие гроши.

Старушка остановила девчонок, предложив им десять рублей. На десять рублей можно было купить два батона хлеба!

Девочки были благодарны и, стоило только старушке произнести сочувствующую фразу, начали изливать ей свои немудреные горести.

«Мы думали, Москва! — говорили они поспешно. — А тут все злые такие. Аньку чуть не утащили в машину черные эти, мы теперь на улицу выходить боимся. А тут мусора гоняют! Нам бы теперь хоть домой добраться, тут недалеко, мы с Украины, пограничная деревня. У нас и документы целые, мы их далеко прячем, а то куда без документов…».

— И сколько стоит это ваше «недалеко»? — рассудительно спросила старушка.

— Ой, да если в общем вагоне, то 130 рублев за билет.

— Ну, так заработайте.

— Что вы, бабуся! Какая тут работа?! Мы предлагали в кафе хозяину полы мыть, посуду убирать. Но тут таких много из местных, нас чуть не побили. А хозяин этот прямо сказал, что если мы ему будем делать, ну гадость такую, сказать противно, тогда он нам пятьдесят рублев даст.

— Да, город этот проклят Господом, — внушительно сказала старушка. — Бесы тут правят бал, по улицам ходят открыто. Но работу я вам найду, жаль мне вас, горемычных.

Я пошел в аптеку за метионином и ОМЕзом. Так как пошел я в шесть утра, когда аптеки не работают даже в Москве, то пришел, естественно, на вокзал. Кроме того, мне давно хотелось посмотреть, как выглядит Казанский после долголетнего ремонта. Снаружи он выглядит эффектно, а как изнутри?

Лекарство я благополучно купил, удивившись, кстати, тому, как свободно в привокзальном ларьке продаются мощные транквилизаторы и прочие седативные медикаменты. Лафа для начинающих наркоманов. Потом я слонялся по вокзалу, одобрительно взирая на архитектуру и неодобрительно на малый сервис для пассажиров. На пассажиров я так же взирал без особого одобрения. А думал я о грустном — на медицинскую тематику.

Хотя из запоя меня на Кипре благополучно вывели (кстати, российский врачи из Посольства), печень пошаливала. Да и кислотность была такая высокая, что кусочек хлеба вызывал неудержимую изжогу.

Насчет ОМЕЗа известно многим гастритникам (их в нашей «голодной» стране 70 %). Русский человек жрет всякую гадость, при том — в больших количествах. Нигде я не встречал такого количества толстяков. Призрак герболайфа давно не бродит по Европе, он прочно поселился в России. Известные артистки, певицы рекламируют различные препараты для похудания или, как их нынче модно характеризуют, — для очищения организма (псевдонимы бессмертного герболайфа!). Простой пример с «биологически активными добавками для очищения и оздоровления по доктору Бергу» — не правда ли, сколь изящно, подлецы, закрутили — показывает сколь двусмысленно это снадобье: известны случаи резкого ухудшения здоровья у доверчивых покупателей. Об этом часто говорят по НТВ, реализаторы пользуются мошенническими приемами, а потом прячутся, меняют телефоны. Кстати, стоимость этой муры — от 10 тысяч рублей за упаковку. Искренне сочувствую Федосеевой — Шукшиной, попавшей в рекламную авантюру. Заранее сочувствую похудевшей певице, которая скоро попадет в такую же «непонятку».