Владимир Круковер - Зачарованный киллер-2

Андрей тоже уехал. Они, как сговорились, — вечно уезжали вдвоем или друг за другом перед переездом. Мне приходилось отдуваться в гордом одиночестве. От новеньких пользы было мало, хотя потихоньку они втягивались, привыкали к авралу каждого переезда. То, что их заработок зависит от заработков зверинца, я им внушил. Ну, и поощрял после быстрого, без происшествий, переезда тех, кто хорошо работал. Выдавал деньги сразу За эти премиальные меня постоянно ругали все начальники. А я считал и считаю, что премию, пусть мизерную, надо выдать тотчас. Потом ее стимулирующее действие исчезнет, забудется.

На сей раз я перевез зверинец в интересный район — почти рядом с монументом. Женщина с мечом нависла над нами. Впечатление она производила колоссальное. Выпало несколько дней относительно свободных. Я вельможно похаживал по зверинцу, ласкал верблюда Али — Бабу, я его звал Аликом. Забавный был верблюд. Во рту его всего три кривых зуба, весь облезлый, очень ласковый, из верблюжатника выходить отказывается на отрез, а если пытаешься вывести насильно, — плюется или хлещет жидким пометом во все стороны. Очень любил нюхать дым сигарет. Понюхает, затрясет головой и гордо вскинет ее на лебединой шее, приоткрыв рот — балдеет.

Кроме того, у меня была ручная лисичка. Ее принесли с сильной травмой черепа, полуслепую. Я на время лечения держал ее в своей комнате, где она усиленно метила мочой все углы. Но спать все равно забиралась ко мне в кровать, притом норовила под одеяло. Когда она и одеяло пометила, — а моча у лис на удивление едко воняет, — я перевел ее в вольер к другой лисичке, чуть ее постарше. Они быстро подружились, но играли только ночью, когда никто не видит.

Старая пума Ева дружила со мной. Очень любила, когда ее чесали за ушами. Прижмется к прутьям, вся извивается от удовольствия и мурлычет с громкостью небольшого трактора.

К редактору известной молодежной газеты зашел солидный господин.

— Я в Москве проездом, только что из Лондона, — сказал он присаживаясь в кресло, — прикажите, голубчик, кофе, если можно, устал. Моя фамилия Верт, вы, конечно, читали мои статьи, Владимир Верт…

Редактор растерялся. Он мгновенно оценил общую стоимость одежды посетителя, где одни только штиблеты на меху тянули баксов на шестьсот. А массивная булавка вообще подействовала на него гипнотизирующе.

Нет, редактор и сам стоил не меньше полумиллиона зеленых, да и в числе его знакомых ходили богатеи весьма масштабные. Просто ни разу не приходилось этому (в прошлом инструктору ЦК ВЛКСМ) редактору видеть столь яркое выражение ненавязчивой состоятельности и своеобразной дворянской (другое определение и в голову не приходит) выразительности.

Пока посетитель подозрительно рассматривал приборы на, въехавшем вместе с секретаршей сервировочном столике, редактор взял себя в руки. Как все владельцы бульварных изданий он тешил себя надеждой завязать с прошлой тематикой и войти в братство серьезных и важных издательств, которые публикуют нобелевских лауреатов и берут интервью у членов королевских фамилий. За вечной текучкой и погоней за сенсационными материалами (сенсация для газетчика — те же деньги, измеряемые объемом дополнительного тиража; себестоимость газеты — 70 копеек, продажная цена — 7 рублей, не считая колоссального дохода от рекламодателей) он забывал об этой мечте, но сейчас, глядя на добропорядочного английского джентльмена, вновь начал ее тешить. (Тешить, тетешкать, ласкать, качать на руках… Бедная мечта).

Держа себя в руках редактор посмотрел на посетителя вопросительно. Посетитель же решился все же взять кофейную чашку. Он взял ее осторожно, будто у чашки (довольно чистой) могло вырасти жало, столь же осторожно сделать малюсенький глоток и тот час отставил ее от себя подальше. Редактору пришлось сменить вопросительный взгляд на участливый:

— Горячо?

— Нет, вкус какой–то, простите, странный…

— Это хороший кофе, — возмутился редактор, — «Якобс».

— А-а… — сказал посетитель.

По этому «А-а…» можно было понять, что ни с каким Якобсом он не знаком и знакомиться не желает, а такой кофе в Англии порядочные люди не пьют.

Редактор подумал, не пришло ли время обидеться, но тут придирчивый посетитель оживился, вынул из бювара (бювар Верт купил в том же магазине–салоне, рассудив, что с дипломатами нынче ходят одни торгаши) несколько листов и протянул их редактору. А сам достал сигару, маленькие серебряные ножнички и посмотрел на редактора вопросительно.

— Да, конечно, — сказал редактор, подвигая гостю пепельницу и мельком отметив, что сигара — настоящая «гаванна» по 12 долларов за штуку.

Предложенные листы содержали текст, озвучить который в этой книге просто необходимо. Вверху был заголовок: « Записки обывателя », под ним рекламный подзаголовок: « Обыватели Москвы наблюдали насильника ребенка, но не приняли мер к задержанию ». Сама заметка была исполнена в несколько кликушеском стиле, который можно было воспринять и как стилистический прием, и как пародию на заметки «Московского беспредельщика».

«Сотни людей видели, как в дверях Министерства легкой промышленности старик пытался изнасиловать девочку–подростка. И ни один не вмешался. Это замечательно характеризует поведение московских обывателей, отраженных в старинной русской пословице про «хату», которая «с края».

Обыватели заходят в платный туалет Белорусского вокзала, но ни один не возмутится, не воскликнет: за что же я плачу — за грязь, вонь и тесноту? Тогда, по какому праву? И кому идут эти деньги?

В среднем, десятая часть пассажиров пользуется его услугами. Правильней сказать — вынуждены пользоваться. На вокзале нужду в кустиках не справишь, нет там кустиков. За сутки через этот вокзал проходит около 400 тысяч пассажиров; почти полмиллиона отдает пятирублевки неизвестному владельцу этого убожества. Ежедневно!

Обыватели покупают арбузы, перекупленные несколько раз и платят перекупщикам из собственного кармана. Ни один не спросит правительство Москвы, почему арбуз в Астрахани стоит 30 копеек за килограмм, а в Москве у «лица кавказской национальности — тридцать рублей за килограмм?

В Калининграде пожилой немец, бывший житель бывшего Кенигсберга, ностальгически омыл лицо в местной речке Преголе. Беднягу доставили в травмпункт с ожогами кожи лица и рук. Он тоже обыватель, но ни он загадил судоходную реку промышленными отходами.

Обыватели внешне похожи на людей. Но когда в стеклянной вертушке входа в центре столицы гнусный старикашка хватает ребенка за маленькие груди, они мгновенно слепнут и затыкают уши. Именно по их вине разнузданные маньяки чувствуют себя в Москве как дома. Именно по их вине разнузданные коммерсанты сдирают с них же последнюю шкуру. Именно по их вине к власти приходят выродки и подонки.