Владимир Круковер - Зачарованный киллер-2

— Естественно.

— А может, Бофимов восстановится?

— В каком качестве? — меня удивляла его наивность. — Ход–то с этим объединением для чего сделан? Восстановит его суд, не сомневаюсь. Но зверинца его уже нет, этот реорганизован, слит с бокановским. Бофимов теперь вроде Горбачева — директор без зверинца. Ему предложат какой–нибудь хилый аттракцион, убыточный, а то и замом к Боканову, временно.

— Жаль, что Хитровского не сделали директором.

— Не спорю. Лучшего директора не найти. Энергичен, инженерно грамотен, прогрессивен. На уровне зверинцев, естественно. От настоящего производства он отстал на триста лет, хотя он так не думает. Тут все тупеют почему–то. Но директором он был хорошим. В нем есть много схожего с Вокалевым, а того я считаю и своим учителем, и лучшим руководителем из знакомых мне. Хотя, как человека, недолюбливаю.

— Вечно у тебя всякие отговорки. «Хотя, хотя!». Не можешь без вывертов разговаривать?

— Видишь ли, на каждую личность у меня всегда несколько точек зрения. Я и пытаюсь выдавать свои характеристики хотя бы с двух точек.

— Ну тебя, — махнул Андрей. — Поеду я лучше в Уфу жена скоро рожать будет.

— Правильно, — одобрил я, — не мотай себе тут нервы. Все наладится само собой. Платить, конечно, Боканову придется побольше, чем Бофимову. Но ничего, — заплатите. Езжай, Андрюша, счастливо. Бог даст — свидимся.

Наконец, переезд подошел к концу. Подкачали колеса, зацепили мой вагончик, перетащили. Новая стоянка была неподалеку от Волги, в хорошем парке. Я сразу отметил множество выгуливаемых собак и решил задержаться с отъездом. Напечатал несколько листовок о своих ветеринарных услугах, приклеил их к афишам зверинца и обвешал ими весь микрорайон.

Но заняться врачеванием мне не пришлось. Возвращаясь домой, я увидел труп на ступеньках лестницы в вагончик.

Вагончик мой стоял на отшибе от остальных, в глубине — парка. К нему вела заросшая кустами старая глиняная дорога. Меня эта обособленность устраивала — клиенты с собаками не мешали окружающим. Основная же масса старалась группироваться поближе друг к другу, опасаясь местных хулиганов. Но сейчас меня не порадовало одиночество. Скорченное, какое–то вывихнутое тело полулежало на ступеньках. Зловещее предчувствие охватило меня.

В это время послышалось завывание мотора, на дорогу вывернул розовый автомобиль, подламывая кусты, труп зашевелился, сполз на землю, оставаясь таким же кривым и вихлявым, что–то резануло меня по предплечью, обожгло щеку, автомобиль с тупой настойчивостью танка пробился к вагончику, оттуда выскочили люди, раздалось еще два глухих щелчка, один из этих людей упал, а остальные подмяли оживший труп, послышались чмокающие удары, приглушенный стон, кряканье.

Я тупо смотрел на руку, по которой густо стекала кровь. Потом вспыхнула боль, отдаваясь в висках. Щеку жгло все сильней, прикоснувшись к ней, я обнаружил, что и она в крови.

С прежним ревом излишне повышенных оборотов автомобиль начал пятиться, уползать задом туда, откуда появился. Около вагончика уже никого не было. А с того места, где только что стоял автомобиль, ко мне шел человек в легком светлом костюме.

Он подошел вплотную, тронул меня за плечо и сказал:

— Давайте пройдем в вашу комнату, я осмотрю рану.

В комнате он помог мне снять куртку, сразу нашел ящик с медикаментами, вынул оттуда нужное и, быстро касаясь меня приятно прохладными легкими пальцами, обработал раны на руке и на лице.

— Ничего страшного, — сказал он, приклеивая наложенные тампоны полосками пластыря. — Две царапины. У вас замечательные аэрозоли, очень удобны для поверхностной асептики.

— Да, — сказал я, — с животными иначе трудно, они не любят терпеть.

— Если вы угостите меня кофе, я не стану возражать, — сказал человек. — И позвольте представиться — заместитель прокурора области Смердяков Иван Ильич.

— И, конечно, чеченский друг, — сказал я зло, разыскивая анальгин и глотая сразу три таблетки.

— Это вы зря, — сказал прокурор, — вредно для сердечной мышцы. Лучше принять транквилизатор легенький.

Он посмотрел, по–птичьи склонив аккуратную головку, как я неуклюже одной рукой беру кофеварку, решительно отобрал ее.

— Позвольте уж я сам похлопочу. Значит, чеченцы и друг? Весьма забавное словосочетание. Вам, простите, не надоело попадать в истории?

— Весьма, — пробурчал я, усаживаясь на кровать и откидываясь на подушку — сплошной триллер, а не жизнь, с тех пор, как я про вас узнал.

— Ну, это вы зря. Никакой связи. Это вы девушку вините, вашу с ней встречу.

Кофе вскипел, он аккуратно положил по ложке пены в чашки, безошибочно нашел на столе соду, добавил мизерную щепотку и лишь потом разлил его.

— Знаете, я где–то на вашей стороне. Но эти люди живут по законам гор. Пусть они отстали от нашей цивилизации на несколько столетий, пусть их обычаи уродливы и жестоки, не считаться с ними нельзя. Да и понятие жестокости условно. То, что для нас жестокость, для них — образ жизни. Не надо было вам в это вмешиваться.

Он допил кофе, поставил чашку на стол, посмотрел на нее, склоняя головку, снова ее взял, вышел в кухню и сполоснул над раковиной.

— Вы появились в самый разгар охоты и вас приняли за соперника.

— А сейчас? — спросил я.

— Это вообще нелепая случайность, без всякой связи с тем, о чем мы говорили. Тех, кого ваша умная слониха соизволила придавить, они схоронили без шума. Двоих. А третий…

— Вы хотите сказать, что он выжил и решил отомстить.

— Его можно понять. Очень сильно изуродован. У него хороший пансион, но вот вбил себе в голову какую–то вендетту.

— А какой вам смысл за меня заступаться? Я‑то вам кто?

— Вы человек, который стоит двести тысяч долларов. Да, да, именно столько назначили за вашу голову чеченские лидеры.

Я пролил остатки кофе на покрывало.

— Нет, вы не понимаете. Вы сами для них, не примите за обиду, и десяти долларов не стоите. Эти деньги даются для того, чтоб сохранить лицо, сохранить легенду о национальных традициях и национальной гордости. Русский, иноверец не должен безнаказанно уводить из под носа влиятельного жениха чеченских девушек…

— Простите, — занервничал я, — этот седовласый, он что — жених?..

Но долго нервничать мне не пришлось. Как не пришлось получить ответ на свой вопрос. Дверь резко раскрылась, чуть не слетев с петель. В уродливой, перекошенной фигуре я с трудом узнал того нервного «гражданского», которого в мыслях давно похоронил под толстыми ногами Кинги.

Он выстрелил сразу, не прицеливаясь, с бедра. Прокурор, успевший обернуться, легко слетел со стула. На полу его настигли еще два выстрела, которые начисто снесли его ухоженный череп.