Наталья Александрова - Сентиментальный душегуб

Вечером в доме царила полная ламбада. Лизавета в новой блузке выглядела вполне счастливой. Внук радостно гугукал в комнате. Такса Рома с Валериком смотрели по телевизору чемпионат по баскетболу. Правда, зять по рассеянности съел все мясо из кастрюли Ромуальда, но зато мне оставили полторта.

Я выпила чайку, погладила собачку и поймала себя на мысли, что с нетерпением жду субботы.

На одной из тихих улиц в центре Петербурга стоял двухэтажный дом, огороженный высоким забором. Когда-то в этом доме располагалась детская стоматологическая поликлиника, забор был гораздо ниже, и прохожие могли видеть палисадник и измученных мамаш, выволакивающих из поликлиники своих рыдающих детей. Поликлинику закрыли, дом переходил из рук в руки, и последние два года в нем располагалась организация с длинным названием «Центр восточных единоборств. Врата Шаолиня». Забор вокруг центра отстроили глухой и высокий, прохожие больше не видели, что творится в палисаднике. Зато многочисленные телекамеры позволяли обитателям особняка наблюдать за прохожими.

Около полудня возле въезда на территорию «Центра восточных единоборств» остановился роскошный «Мерседес» с затемненными стеклами. Охранник вызвал старшего, и тот, разглядев номер автомобиля, позвонил по местному телефону руководителю Центра, который для своих людей носил скромное имя Учитель, а для посторонних, в особенности для недоброжелателей, – несколько претенциозное имя Ли Куй. Те, кто в свое время одолел классический китайский роман «Речные заводи», усмехались, слыша это имя, они знали, у кого оно позаимствовано. Но таких было мало.

Ли Куй, узнав, кто к нему пожаловал, распорядился открыть ворота и сам пошел навстречу гостю.

«Мерседес» въехал на территорию центра и остановился перед крыльцом. Дверцы распахнулись, из машины выскочили двое подтянутых охранников и помогли выйти невысокому полному китайцу средних лет.

Ли Куй спустился по ступеням крыльца навстречу гостю и церемонно поклонился. Гость сдержанно кивнул в ответ. На лице его была печать страдания, мешки под глазами говорили о бессонной ночи.

– Я несказанно рад видеть вас в своем скромном жилище, господин Фан.

– Слава, брось свои китайские церемонии, я не для этого приехал, а для серьезного разговора.

– Прошу, – Ли Куй взял гостя под руку и провел внутрь здания.

Телохранителей задержали при входе, босс повернулся к ним и приказал не вступать в пререкания. Вслед за хозяином он прошел через холл, увешанный китайскими свитками с рисунками тушью и цепочками иероглифов, затем через большой спортивный зал, где около тридцати молодых людей в такт восточной мелодии красиво, как балетные танцовщики, наносили друг другу удары ногами. Пройдя через зал, они оказались в небольшой полутемной комнате, обставленной низкой деревянной лакированной мебелью.

Хозяин усадил гостя в низкое кресло, подал ему белую фарфоровую чашечку и налил из чайника подогретую рисовую водку. Гость поморщился:

– Слава, ты же знаешь, что я не пью эту дрянь.

– Дорогой господин Фан, – церемонно, но с ноткой издевки в голосе сказал Ли Куй, – нельзя так отрываться от своих корней. Мы с вами китайцы, и мы должны чтить традиции своей великой родины. В конце концов, я же не требую, чтобы вы безукоризненно говорили на пекинском диалекте и умели писать три тысячи основных иероглифов, но выпить со мной чашечку рисовой водки вполне в ваших силах.

– Ладно-ладно, – Ли Фан поднес к губам чашку, – в конце концов, мы оба родились в России и чувствуем себя скорее русскими, чем китайцами…

– Вы – может быть, – неожиданно агрессивно ответил Ли Куй, – но я – нет. Итак, скажите мне, господин Фан, чем я обязан вашему посещению после нашей прошлой не слишком теплой встречи?

– Слава, я понимаю, что ты сейчас попляшешь на моих косточках. Я к этому готов. Согласись, что тогда ты наехал на меня без всяких к этому оснований, ведь из того, что я китаец, как и ты, вовсе не следует, что я должен ложиться под твою крышу. У меня охрана хорошая, ты в этом сам убедился.

– Ах, господин Фан, как я жалею, что вы не хотите усвоить утонченные манеры нашей великой родины! Что за выражения – «наехал», «крыша»! Раз вы сегодня ко мне пришли по своей воле, следовательно, вы признали мою правоту!

– Слава, я согласен пойти под твою крышу.

– Какие радостные слова! Что же вас заставило прийти к такому мудрому решению?

– Какая-то сволочь убила мою жену.

– О, какое горе, господин Фан! – Ли Куй изобразил на лице горестное изумление, хотя информацию эту он получил чуть позже самого Фана.

– Прекрати клоунаду! Мне больно, как еще никогда не было. Я с трудом терплю эту боль. Она… она оказалась… Но я простил бы ей все, лишь бы она была жива. Я ее любил… – Рыдания заглушили последние слова Ли Фана, он закрыл лицо руками, плечи его мелко затряслись.

Ли Куй сидел напротив него с каменным лицом, ничем не выдавая своих эмоций.

Внезапно Фан убрал ладони и поднял лицо к своему собеседнику. На лице его не осталось и следа минутной слабости, оно выражало только гнев и решимость.

– Ты знаешь, что я от твоих людей отбился и снова отобьюсь, но я иду под твою крышу добровольно. Плата за это – убийца моей жены. Ты должен найти его и наказать. В полиции считают, что ее убила женщина, жена того жеребца… Они нашли там женскую перчатку со следами пороха. Но я не верю в убийство из ревности, слишком все было бы просто. Сердце подсказывает мне, что здесь что-то совсем другое. Узнай правду, найди виновного и накажи – и я добровольно перейду под твое покровительство.

Глаза Ли Куя радостно загорелись:

– Я рад, господин Фан, что вы наконец стали думать и чувствовать как настоящий китаец. Месть праведна, месть священна. Я помогу вам отомстить, но вы помните, что месть – блюдо, которое подают хорошо остывшим.

– Я готов ждать, сколько нужно, – кивнул Ли Фан.

Ли Куй поднял с пола бамбуковую трость и ударил в небольшой медный гонг. В комнату вбежал подросток в китайской одежде. Он остановился посередине, поклонился и сказал:

– Слушаю, Учитель.

– Позови Юй Сяна, Бо Джина и Сюй Де.

Подросток тут же исчез. Ли Фан покачал головой и сказал вполголоса:

– Ну и цирк ты здесь устроил. Тебе самому-то не смешно?

Ли Куй помрачнел:

– Господин Фан, если вам неважны и неинтересны традиции нашей великой родины, то очень многим людям они помогают жить, уважая себя, и придают силы для борьбы с врагами. Если бы не ритуал, который мы строго и неукоснительно соблюдаем, мы не были бы так сильны и не привлекали бы к себе сердца столь многих.

– Ну хорошо, сам ты китаец, но ведь у тебя больше половины людей – не китайцы.

– Когда Великая Монгольская армия двигалась по просторам Азии, она, как снежный ком, собирала вокруг себя сотни народов, эти народы роднились с монголами и забывали свое прошлое. Китайцы – это тоже множество народов. Так и в моей семье собрались многие народы – киргизы, казахи и калмыки. Есть среди нас и русские, но все чувствуют любовь к великой китайской культуре, и для всех открываются ворота Шаолиня…