Наталья Александрова - В объятиях убийцы

– У Катьки надо спросить, она все про всех знает. Мам, а чаю можно попить, если уж еды в доме не дают?

На самом деле есть мне не хотелось, а после бутербродов с икрой ужасно хотелось пить, но мать по вечерам и чаю не разрешала.

– Пейте бифилайф!

Сестру передернуло.

– Видеть его не могу! А знаешь, Маринка, у нас новая беда – дианетика. Сама принесла матери книгу – сама теперь будешь мучиться.

– Да, кстати, все собираюсь спросить: что же это такое – дианетика?

– О, – сестра оживилась, – это когда все едят отдельно. Вот, например, хочешь ты съесть бутерброд, так ты сегодня ешь булку, а колбасу можно только завтра, про масло я уж не говорю, это верная смерть.

– Какая колбаса? – возмутилась матушка. – Забудьте это слово, и про булку, кстати, тоже забудьте. И прекратите издеваться над дианетикой! Вот скоро Валентина Михайловна прочтет эту книгу, и мы начнем новую жизнь.

Все матушкины завихрения насчет здорового образа жизни начались два года назад, когда в санатории она познакомилась с Валентиной Михайловной. Она тогда вся была под впечатлением новой подруги. «Ах, какая замечательная женщина, как следит за собой! Гораздо старше меня, а выглядит моложе». На мой взгляд, эта Валентина Михайловна выглядела не очень-то – обычная сушеная вобла далеко не первой молодости с жилистой шеей и кровавым маникюром на костлявых руках. Но мать была от нее без ума. Как-то в порыве откровенности сестра призналась мне, что ее голубая мечта – это придушить Валентину Михайловну, и тогда кончатся наши мучения. Мать снова будет все есть и вкусно готовить, а то Славка уже на пределе, а сама сестра приходит поздно и готовить не успевает.

Мы с сестрой посетовали на нашу горькую жизнь, пытались убедить матушку, что дианетики мы не вынесем, но мать твердо стояла на своем, видно, Валентина здорово держала ее в своих цепких лапах.

Выклянчив у матушки по чашке чаю, мы еще немного мирно побеседовали и разошлись. В нашей семейке редко выпадает такой спокойный вечер.

Уже лежа в постели и погасив свет, я внезапно ощутила легкое беспокойство. Что-то меня тревожило, какое-то несоответствие сегодня насторожило. Закрыв глаза, я перебрала в уме события сегодняшнего вечера и вспомнила слова Алика, что он никогда не ходит обедать с сотрудниками в бистро «Джокер», а ест что-нибудь некалорийное прямо на рабочем месте. Значит, и в тот день, в понедельник, он не уходил, а оставался с Ларисой в офисе один на один? Не может быть, милиция наверняка проверила всех сотрудников в первую очередь.

С этой мыслью я заснула.

– Черт, опять какая-то зараза лампочку вывернула… темень в подъезде, хоть глаз выколи… ноги бы не переломать…

В кромешной темноте подъезда щелкнула зажигалка, вспыхнул маленький желтый язычок пламени.

– Вот спасибо, хоть мне посветили, а то ступенек не видать, недолго и навернуться.

– Это точно.

– Что-то я вас в темноте не признаю. Ты, что ли, Паша?

– Это не Паша.

Огонек чуть переместился, выхватив из темноты мужское лицо.

– А-а, вот это кто… А чего надо-то? Чего в моем подъезде ошиваешься? В гости ко мне?

– По делу.

– Значит, по делу надумал?

– Да, знаешь, спать я спокойно хочу.

– А я-то при чем? Как по телику говорят: заплати налоги – и спи себе спокойно.

– Да ты шутник, как я погляжу, а мне вот не до шуток. Что-то я, брат, нервничаю. Что-то ты такое про меня знаешь…

– Да ты что несешь-то? Что, совсем сдурел? Ты с ножом-то не балуй! Чем я тебе помешал… А-ах, больно же, сволочь… За что ты меня. Я же ничего про дела твои…

– Может, и не знаешь, а так как-то спокойнее. Сам же говорил: заплати – и спи спокойно.

– А-а-ах…

Кровь хлынула изо рта, рыжий здоровый мужчина последний раз всхлипнул, как ребенок, и медленно сполз по грязной стене подъезда. На пол он упал уже мертвым.

На следующий день почти прямо с утра мне на работу позвонил Максим. Едва раздался телефонный звонок, я уже знала, что это он.

– Добрый день, могу я поговорить с Мариной Ракитиной?

– Здравствуй, Максим, это я.

– Марина? – Он замолчал, как будто удивился, что застал меня на месте, а потом быстро проговорил: – Я встречу тебя сегодня после работы, поедем на дачу к моему приятелю, ты во сколько освободишься?

Это был его обычный метод, раньше, два года назад, он всегда так делал – звонил мне и назначал место и время, я всегда должна была быть в полной боевой готовности. Но прошло два года, я отвыкла от Максима и не могла вот так сразу включиться в прежний ритм. Я прижала трубку к губам и тихо ответила:

– Прости, пожалуйста, Максим, но сегодня вечером я никак не могу.

– Что? – Он страшно удивился, потом стал просить, уговаривать, даже настаивать. Но, как я уже говорила, я очень упряма. Сказав «нет», я не меняю своих решений.

«Идиотка! – кричал во мне мой внутренний голос. – Сейчас он попрощается, и больше ты его никогда не увидишь!»

«Ну и пусть, – отвечала я самой себе. – А так он попрощается со мной завтра утром и опять исчезнет на два года. И что тогда будет со мной? Опять нахлынет жуткая тоска. Нет, я буду сопротивляться до последней возможности».

В голосе Максима послышались недовольные нотки, потом он смягчился, сказал, что позвонит мне завтра, если не уедет в Москву, и повесил трубку. Не успела я отойти от телефона, как опять раздался звонок.

– Маринка, привет! Я не вовремя?

– О Господи, тетя Надя, мы же сто лет не виделись!

– Вот именно, – ворчливо сказала тетя Надя, – если я не позвоню, то ты и не вспомнишь.

– Да ладно тебе, что у вас нового?

– У нас все по-старому. Откровенно говоря, я вчера видела тебя в театре, вспомнила, что у меня есть любимая племянница, и решила позвонить.

Тетя Надя, Надежда Николаевна, была двоюродной сестрой моего отца, они дружили, но когда отец умер, тетя Надя как-то постепенно перестала у нас бывать. С матушкой они никогда не были особенно близки, сестру она здорово недолюбливала, говорила, что Анька – страшная эгоистка. Анька платила ей тем же, всегда отзываясь о ней в разговоре с каким-то пренебрежением, считала неудачницей. Еще бы – с мужем развелась, растит ребенка одна, работает простым инженером – нет, такие родственники мою сестрицу не устраивали.

Мне тетя Надя нравилась. Поскольку родственники проели мне всю плешь о том, что женщина не должна жить одна, что обязательно надо выйти замуж, я приводила им в пример тетю Надю – вот, пожалуйста, живет человек один и ничего, характер спокойный, на людей не бросается. Сестра пренебрежительно махала рукой, а матушка возражала, что все-таки у Надежды есть ребенок. «Ну уж нет, – отвечала я. – Этого вы от меня не дождетесь, чтобы мой ребенок рос без отца. Лучше совсем никого не надо – ни мужа, ни детей».