Саша Антонова - Несерьезные размышления о жизни

— При необходимости Вам сообщат.

Галицкий деликатно зевал в кулак, Федор ходил из угла в угол, огибая по дороге многочисленные кресла и столики с безделушками, я смирно сидела в кресле.

— Скажите, Лев Бенедиктович, а прошлой ночью, когда была гроза, Вы по личной инициативе сидели в шкафу? — осмелилась спросить я.

Галицкий отвернулся и засопел, как Гоша, когда я застаю его на месте преступления — валяющимся на хозяйской кровати.

— Что просила Ариадна у Эммы Францевны?

— Галицкий, отвечайте. Ваша свобода в Ваших руках, — давил Федор на щуплого филера.

— Она просила продать ей какие-то фермуары, — нехотя выдавил он из себя.

— Фермуары — это как-то связано с мемуарами? — удивился Федор.

— Нет, это застежка из драгоценных камней на ювелирных изделиях, просветила я мужчин.

— Галицкий, какие еще задания Вы выполняли для Эммы Францевны?

— Слежкой занимался, — угрюмо процедил он.

— За кем?

— За кем скажет, за тем и следил.

— Поконкретней, пожалуйста.

— Ну, она мне давала имена людей и домашние адреса, а я изучал их образ жизни.

— Что за люди?

— Да разные были: чиновник, музыкант, врач, рабочий на стройке, бандит среднего масштаба, банкир… всех и не упомнишь.

— Какие сведения о них Вы добывали?

— Распорядок дня, круг общения, привычки…

— Зачем Эмме Францевне нужны были эти сведения?

Галицкий красноречиво пожал плечами.

— Так. И что же мне теперь с Вами делать?

— Домой отпустить.

— Возьмите лист бумаги и ручку. Идите в светелку. Разрешаю Вам два часа поспать. Потом напишите мне подробно имена и адреса фигурантов, бывших в разработке. Укажите все, на Ваш взгляд, важное по этому вопросу. А также опишите другие задания, которые Вам приходилось выполнять по просьбе Эммы Францевны. Все, свободны.

Галицкий с готовностью бросился из будуара, но у двери остановился.

— Уж, не из разведки ли Вы будете, Федор Федорович? подобострастно вытянул он шею.

— Нет, и не ломайте себе голову. Ступайте, — вельможно взмахнул он рукой.

Мы остались вдвоем, не считая Гоши, который уютно дремал в широком кресле среди вышитых подушек.

— Полина, ты не знаешь, где находится сейф?

— Ты что, собрался вскрывать сейф? Как тебе не стыдно! Прах Эммы Францевны еще не предан земле, а ты уже копаешься в ее вещах!

— Полина, девочка моя, я же не для себя стараюсь. Надо же выяснить, что тут за тайны такие.

— Насчет Лизы ты уже все выяснил. А остальное тебя не касается. Все тайны Эммы Францевны умерли вместе с ней, и ты в это дело больше не вмешивайся!

В меня вселился какой-то бес и зло выговаривал растерявшемуся Федору. Я подхватила сонного Гошу и скрылась в своей комнате.

Во мне все кипело и бурлило. Ах, как была права моя двоюродная бабушка: ох, не прост наш Федор Федорович. Для филолога, изучающего матерные частушки, он слишком хорошо разбирается в подделках лицензионных документов и мастерски ведет допрос узников мебели. Только ли судьба Елизаветы Петровны интересует его или это был всего лишь предлог, а на самом деле и он охотится за партийными деньгами или золотыми самородками? Никому верить нельзя!

До темноты я просидела за закрытой дверью. И что самое обидное, никто меня и не хватился.

Вечером я проголодалась и осмелилась покинуть свою обитель. Всех домочадцев я нашла среди яблонь, за столом, накрытым для ужина.

Ариадна, отец Митрофаний, Влад и Федор сидели за овальным столом и смотрели на Аркадия Борисовича, который с аппетитом поглощал янтарную уху. Пустовал стул между Владом и Федором, и мне пришлось устроиться на нем. Глаша налила мне тарелку ухи, остальные уже поели. Федор, как ни в чем не бывало, подмигнул мне и придвинул блюдо с ломтями домашнего хлеба.

Аркадий Борисович доел последнюю корочку, промокнул губы, лоб и щеки салфеткой и блаженно прикрыл глаза. Все молчали.

— Как всегда, в такую жару в морге полетел холодильник, — сообщил нам доктор. — Будем хоронить завтра утром. Кого смог, я предупредил. При вскрытии ничего подозрительного не обнаружилось, в чем я и не сомневался. По факту смерти никаких дел заводить, естественно, не будут. Тело привезут завтра часам к одиннадцати.

Глаша водрузила на стол ведерный самовар и предложила на десерт хворост со взбитыми сливками и плюшки с вареньем семи сортов.

Аркадий Борисович откланялся, сославшись на неотложные медицинские дела. Федор поднялся вслед за ним, и они вместе двинулись во тьму о чем-то негромко беседуя. Мы остались сидеть за столом, вяло потягивая чай из чашек кузнецовского фарфора.

Ариадна сидела на дальнем конце стола, она выглядела умиротворенной. Я залюбовалась «Царицей египетской». До чего же она была хороша, не смотря на отсутствие привычного слоя макияжа.

Отец Митрофаний хмурил брови, углубившись в какие-то свои мысли. Он неожиданно вскинул голову и проговорил ни к кому не обращаясь: — Истинно, истинно говорю вам, кто скажет горе этой: «поднимись и бросься в море», и не усомнится в сердце своем, но будет верить, что совершиться то, что он говорит, — будет ему.

Он опять уставился невидящим взглядом в свою чашку.

— Лиза, — наклонился в мою сторону Влад. — Ты совсем не обращаешь внимания на меня. Чем я заслужил такую немилость?

Он поднялся со стула, взял меня за руку и повел в сторону флигеля.

— Ах, Лиза, жизнь — странная штука. Вот она есть, и вот ее уж нет. Мы вспоминаем об этом фокусе, лишь, когда ловкий престидижитатор сдергивает узорчатый платок с черного цилиндра и вынимает изящной рукой, затянутой в белую лайковую перчатку, ушастого кролика по имени Судьба. Кто знает, а вдруг именно в этот момент Вселенский Иллюзионист манипулирует с твоей жизнью. Обидно уйти в небытие, не испытав всю полноту отпущенного срока. Глупо не воспользоваться шансом, который выпадает раз в тысячу лет, из-за химеры условностей.

Влад уверенно обнял меня и, сдвинув бретельку сарафана, приник к плечу губами.

— Лиза, у Эммы Францевны остались родственники? Тебе должно быть известно.

Я прислушалась к себе, но ни душевного трепета, ни учащенного сердцебиения, ни повышения артериального давления не обнаружила и успокоилась. Лишь острое любопытство (что еще ему от меня надо?) вырвалось из груди томным вздохом, и я пробормотала:

— Да, у нее осталась внучатая племянница.

— Как зовут? Сколько лет? Где живет? — быстро спросил он, окучивая мою шею.

Я представила себе его выражение лица, когда Влад отправиться знакомиться с родственницей, а найдет меня, не удержалась и хихикнула.

— Что такое? — растерялся коварный обольститель, видимо, не часто девушки хихикали в кульминационный момент его объятий.

— Владимир, — донесся голос Федора, а вскоре и он сам вынырнул из темноты и тем самым избавил меня от трудной задачи искать оправдание своему нелепому поведению, не предусмотренного сценарием. — Владимир, у Вашей машины кто-то снял задние фары. Вы видели?