Наталья Александрова - Дорогая, я женюсь на львице

– Не может быть! Наверное, у вас насморк!

– И чего конкретно вы от меня хотите? – Катя попыталась изобразить не свойственную ей хамскую интонацию. – Чтобы я пошла лечить свой насморк в районную поликлинику? А может быть, это не у меня насморк, а у вас обонятельная галлюцинация!

– Что? – переспросила генеральша.

– Этот запах вам просто мерещится!

– Не может быть, – генеральша пыталась заглянуть за Катину спину, но та передвинулась, еще плотнее загородив прихожую.

– Ну ладно, я вообще-то шла в магазин. – Недужная сдалась и отступила, что было для нее совершенно не характерно. Она спускалась по лестнице с растерянным видом и думала, нет ли доли правды в словах невоспитанной жены профессора Кряквина, и не начались ли у нее, несгибаемой генеральши Недужной, необратимые возрастные изменения.

Закрыв за соседкой дверь, Катя задумчиво проговорила:

– А ведь она знала Мурзикиных! Вот бы ее разговорить! Выяснить, какие у этих милых старичков могли быть страшные тайны! Так сказать, скелеты в шкафу! – Она выразительно посмотрела на старый комод.

– Это мероприятие мы оставим на самый крайний случай, – поежилась Ирина, – если уж совсем выхода не будет. Больно уж тяжелый характер у твоей соседки. Одно слово – генеральша! Ладно, пока тяни сильнее ящик!

Катя подняла руку и испуганно вскрикнула.

– Ушиблась? – испугалась Ирина.

– Опоздала! Я опаздываю на свидание к Валеку! – последних слов было не слышно, потому что Катерина метеором проскочила в ванную, чтобы появиться оттуда через пять минут, кое-как умывшись и полностью одетой. Мелькнули в последний раз тюльпаны на блузке, Катька тяжело протопала по коридору, и дверь за ней захлопнулась. От удара покачнулись африканские маски на стенах, упало одно копье, и чучело обезьяны скроило еще более страшную морду.

Катя вошла в кабинет следователя Килькина и остановилась на пороге. Следователь сегодня был без трубки и без плаща, и не лежала на его рабочем столе маленькая детская скрипочка, и даже усы сегодня не так бросались в глаза. Но Катя не заметила никакой метаморфозы, она смотрела на человека, который сидел по другую сторону стола.

Этот человек был худ и растрепан, африканский загар понемногу сходил, и теперь профессор Кряквин выглядел, как желтушный больной.

– Валек! – вскрикнула Катя и залилась слезами. – Ты заболел!

– Не волнуйся, Катюша, – ответил профессор, – я здоров.

На самом деле Валентин Петрович выглядел, как человек, долго и мучительно выздоравливающий после тяжелой болезни. Он глядел по сторонам растерянно и вопросительно, изредка потирал лоб и еще больше ерошил и так давно не чесанные волосы.

Будь на месте Кати Ирина, она бы сразу поняла, что профессор потихоньку адаптируется, акклиматизируется и вообще привыкает к европейской жизни. Конечно, тюрьма – не сахар, но за долгие месяцы странствий по дикой Африке профессор несомненно привык к лишениям. Уже одно то, что он не размахивает топором и не поет жутких африканских песен, говорит в его пользу.

Но Катя была далека от мысли наблюдать и анализировать. Сердце ее сжималось от жалости к мужу.

– Что они сделали с тобой, эти ужасные люди? – вскричала она и грозно уставилась на следователя.

– Свидетельница Дронова, – тотчас отреагировал он, – ведите себя прилично. Я не за тем пригласил вас сегодня, чтобы вы устраивали скандал. Побеседуйте с подозреваемым спокойно, убедите его чистосердечно признаться в содеянном. Это поможет ему произвести хорошее впечатление на суд и добиться уменьшения наказания…

Катя его не слушала, она взяла за руки блудного профессора и прижала их к своей обширной груди.

– Катя! – довольно твердо произнес он. – Я должен признаться…

– Ну-ка, ну-ка! – оживился Килькин. – Слушаем вас внимательно! А ты записывай, Костикова! – он сделал знак практикантке, сидевшей в углу кабинета тихо, как лабораторная мышка.

Но супруги не обратили на его слова никакого внимания.

– Я обманул тебя, я прилетел в Петербург на день раньше! – бормотал профессор. – Я должен был так сделать, потому что…

– Потому что ты был не один. – Катерина выпустила его руки и гордо вскинула голову.

– Да-да, я привез с собой одну женщину, она…

Теперь уже профессор попытался взять Катю за руку.

– Это не просто женщина, а твоя жена! – Катерина вырвала свою руку.

Следователь Килькин удивленно хрюкнул.

– Откуда ты знаешь? – вскричал профессор.

– Я знаю все! – заявила Катерина. – Ты вторично женился при мне, живой жене!

– Если бы я не сделал этого, меня бы принесли в жертву кровавым Богам Западных болот! – в отчаянии заговорил профессор. – Это, знаешь ли, не слишком приятное мероприятие.

– Если бы ты действительно любил меня, ты бы ни за что не согласился! – уперлась Катерина.

– Да, но жертву запекают на костре, а потом доводят до готовности на медленном огне, равномерно поворачивая и поливая соусом из семи трав! – восклицал ее муж.

– Если бы у меня был выбор, я бы предпочла быть приготовленной под этим самым соусом!

– И даже нашпигованной чесноком и кориандром? – трагическим голосом воскликнул профессор.

Катя внимательно поглядела на мужа. Хоть она и любила покушать, но запаха чеснока терпеть не могла. Она в глубине души считала, что чеснок можно использовать только для борьбы с вампирами.

– Дорогой! – воскликнула она. – Как я тебя понимаю! Ты был поставлен перед ужасным выбором!

– Я всегда знал, что у моей жены золотое сердце! – вскричал обрадованный профессор.

– У которой? – тут же сварливо спросила Катерина, и улыбка сбежала с ее лица, как неверное солнышко скрывается за тучами вроде бы в погожий летний денек. – Какую из своих жен ты имеешь в виду?

– Тебя, конечно, – брякнул простодушный профессор.

– А тогда позволь тебя спросить, за каким чертом ты притащил сюда свою вторую жену? На кой она тебе тут сдалась? И хотела тебя спросить – ты уже продумал, как мы с твоей новой женой будем делить семейные обязанности? Многоженец несчастный! – выкрикнула Катя на грани истерики.

– Понимаешь, если бы я оставил ее там, тогда ее бы обязательно принесли в жертву кровавым Богам Западных болот и нашпиговали чесноком и кориандром! Так они традиционно поступают с женщиной, которую отверг муж. Я не мог этого допустить!

– Валек! – Катерина снова залилась слезами. – Я всегда знала, ты ужасно благородный человек!

Следователь Килькин, внимательно прислушивающийся к разговору супругов, понял, что беседа пошла по второму кругу.

– Я извиняюсь, – решительно вклинился он, – но как же будет насчет чистосердечного признания? Вы бы, Катерина Михайловна, уговорили мужа, а то время дорого…