Наталья Александрова - Дорогая, я женюсь на львице

– Вы совершенно правы, – Себастьянов с уважением взглянул на Катю. – Если наше предположение подтвердится, этим займутся лучшие специалисты страны… но пока мы можем заглянуть сквозь верхний красочный слой…

Он осторожно взял картину и вложил ее в большой аппарат, стоявший рядом с его столом. Аппарат ровно загудел, засветился голубоватым светом экран монитора. Вольфганг Степанович пробежал пальцами по клавишам, на экране начало проступать изображение.

– Это вроде, как в аэропорту, – прошептала Жанна на ухо Ирине. – Когда просвечивают твой чемодан…

Подруги через плечо хозяина кабинета уставились на экран.

Изображение на нем становилось все четче и четче.

Сквозь унылый, кое-как нарисованный пейзаж проступили человеческие фигуры. Двое мужчин за резным столиком, в руках одного из них стаканчик для игры в кости, другой взволнованно следит за его руками. За спиной игроков стоят две женщины в нарядных, богато расшитых парчовых платьях. Сзади виднеется высокое стрельчатое окно, за ним – цветущий сад…

Даже в бледном, нечетком изображении на экране видно, как тонко и талантливо выписаны человеческие лица и фигуры, детали одежды, убранство комнаты.

Вольфганг Степанович с неожиданной для его возраста и комплекции прытью вскочил из-за стола, схватил трубку телефона и закричал в нее:

– Кирилл! Кирилл Сергеевич! Приходи немедленно, и всех своих зови! Я нашел неизвестного ван Гроота!

Когда восторги стихли, и пожилые, представительные мужчины с просветленными от радости лицами покинули кабинет Себастьянова, где они только что визжали и прыгали от восторга, как кочевники племени мгвангве во время большого осеннего праздника, Вольфганг Степанович вспомнил о трех подругах, которые скромно ожидали завершения музейных ритуальных плясок.

– Да, – проговорил он смущенно. – Я так увлекся, что забыл о самой важной стороне дела… эта картина… она… как бы это сказать… она нашлась… найдена… обнаружена благодаря вам, и вы имеете право… то есть… – он окончательно смешался и замолчал.

– Не волнуйтесь, Вольфганг Степанович, – ответила за всех Жанна. – Мы будем счастливы, если эта картина поступит в фонды Эрмитажа. Да и то – где ей еще быть?

Себастьянов вскочил из-за стола, козликом подскочил к подругам – при его весе и размерах это было очень потешно – и принялся целовать им руки, рассыпаясь в благодарностях. Успокоившись и вытерев выступившие на глазах от умиления слезы, он серьезным тоном спросил:

– Но я хотел бы в знак благодарности что-нибудь сделать для вас! Подумайте, чего бы вам хотелось?

– Как золотая рыбка – три желания? – усмехнулась Жанна. – Ну, я привыкла сама выполнять собственные желания, а вот Катюше вы могли бы очень помочь!

– Да! – всполошилась Катерина. – Ведь мой муж все еще томится в заключении по ложному обвинению… Ведь его задержали по подозрению в убийстве Ирины Сергеевны Моськиной, а теперь ясно, что ее убил этот бандит, который охотился за картиной…

– Разумеется! – Себастьянов схватился за телефонную трубку. – Я постоянно контактирую с отделом ФСБ, который занимается предотвращением вывоза из страны ценных произведений искусства…

Он набрал номер, несколько минут с кем-то оживленно разговаривал и наконец, повернувшись к подругам, удовлетворенно произнес:

– Все в порядке, в течение часа ваша проблема будет решена, вашего мужа с извинениями освободят! Еще какие-нибудь желания у вас есть?

– Ну да, ведь золотая рыбка выполняет всегда три желания, – вполголоса проговорила Жанна.

– Ну, для меня замечательной наградой будет возможность описать всю эту историю в своем новом романе, – сказала Ирина. – Я даже знаю, как его назову – «Мышеловка на три персоны»!

– Девочки, – смущенно проговорила Катя. – Ну, если ни у кого больше нет желаний… Вы же знаете, как я люблю сладкое!

– Ну, вот мы и дома, – счастливо вздохнула Катя и открыла дверцу машины, – девочки, только вы не уезжайте! Нужно же это дело отметить…

– Может, в другой раз… – протянула Ирина, ей совсем не хотелось снова тащиться в квартиру профессора Кряквина, она и так провела там слишком много времени, ей осточертели африканские атрибуты. Опять-таки, пускай супруги побудут одни, зачем же мешать…

– Не выдумывайте! – решительно сказал профессор. – Должен же я как следует вас поблагодарить за свое освобождение. И Катюшу вы поддержали в трудную минуту…

Жанна с Ириной переглянулись – слава тебе, господи, профессор заговорил, как нормальный человек! И выглядит он ничего себе – глаза не бегают, за топор не хватается… Топор, правда, профессору в полиции не вернули – дескать, по делу он проходит, как вещественное доказательство…

– Как бы не поперли топорик-то, – горестно сказал тогда профессор, – приспособят его мясо рубить, а это ритуальный жертвенный топор, большая редкость, раритетная вещь…

– И правда, девочки, – затянула Катька свое обычное, – хоть чаю попьем. Правда, у меня к чаю-то ничего особенного…

Разумеется, на лестнице они встретили генеральшу Недужную.

– Катерина Михайловна! – заговорила она, щурясь против света на всю компанию, поднимавшуюся наверх. – Должна вам заметить, вы не имеете никакого юридического права поселить в квартире вашего осужденного мужа африканского шамана и его восемь жен! Я уж не говорю о сорока детях, это уже вообще переходит всяческие границы! Я специально узнавала у юриста! Ваш муж теряет прописку, и квартира…

– В чем дело, Эпопея Кондратьевна? – спросил профессор, отодвигая женщин и появившись перед генеральшей собственной персоной. – Отчего вы так интересуетесь моей квартирой?

– Ва-валентин Петрович… – оторопела генеральша, – вас выпустили до суда под залог?

– Не надейтесь, Эпопея Кондратьевна, – серьезно ответил профессор, – меня выпустили совсем. Нашли настоящего убийцу, так что я пока поживу в собственной квартире, как это ни противно окружающим…

Вся компания протиснулась мимо генеральши Недужной, взглядами выразив все, что они о ней думают.

– Как хорошо дома! – воскликнул профессор, перемигнувшись с чучелом обезьяны в коридоре. – Как я мечтал о покое…

Но вот как раз покоя-то профессору Кряквину в этот вечер так и не суждено было дождаться. Едва только все вошли в квартиру, как раздался звонок в дверь.

– Убью эту генеральшу! – кровожадно пообещала Катерина.

Но за дверью стоял молодой человек в зеленой униформе. В руках у него была круглая коробка, завернутая в яркую подарочную бумагу. Бант на коробке был такой огромный, что закрывал молодому человеку обзор.

– Для Дроновой Екатерины Михайловны, – сказал молодой человек, с заметной радостью поставив коробку на пол, – вот тут распишитесь.