Галина Куликова - Неземное тело

Они оба ненадолго задумались, после чего Лайма со вздохом заметила:

— Еще у нас есть озеро метеоритного происхождения, где пропадали водолазы и коровы…

— И Саша, которая ходила туда ночью и что-то собирала в пакет.

— Колдун Кукуба, обещающий, что на Землю упадет огненный дождь…

— Заметь — именно в районе Богодуховки!

— Лаборатория по изучению снов, из-за которой в этой местности перемерло много народу. Правда, давно, но все-таки. Вытрезвитель, въехавший туда позже, и оставшиеся после него руины, где по ночам появляются черные люди.

— А еще Шашков, исчезнувший незадолго до убийства Лейтера в районе Богодуховки, — вспомнил Корнеев. — Непонятно, имеет он к этому событию отношение или нет.

— Ничего не забыли? — Лайма постучала карандашом по передним зубам. — У тебя есть подозреваемый?

— Ну откуда?

— Не знаю. Может быть, что-то на интуитивном уровне? Кто-то тебе особенно несимпатичен?

— Мне Остряков не нравится, — честно признался Корнеев.

— О, милый! Так это понятно, почему.

— Нет, он мне не нравится не потому, почему ты подумала. Он какой-то неискренний.

— Наверное, ему надоедает быть чертовски искренним на экране, — предположила Лайма. — А мне подозрителен Дюнин.

— Думаешь, он мог убить жену?

— Я слышала, как он сказал Лене перед тем, как отпустить ее к бассейну: «Смотри не утони». Может, бросил фразу, а потом подумал — почему бы и нет? Такой удобный случай.

— И он мог сделать так, чтобы не включился телевизор, — азартно заметил Корнеев.

— Но убийце, наоборот, было выгодно, чтобы телевизор работал, тогда бы все остались в гостиной, а он бы смог незаметно прокрасться к бассейну…

— Тогда бы у всех было алиби, а он один оказался бы под подозрением.

— Тоже правильно.

Они некоторое время молчали, разглядывая записи, сделанные Лаймой.

— У тебя есть какие-нибудь идеи? — наконец спросила она.

— Да. Думаю, нужно переходить к силовым методам ведения следствия. Давай вызовем Ивана и кого-нибудь допросим.

— Кого?!

— Ну, не знаю. Венера сообщила мне, что ей сказала кухарка, а кухарке, в свою очередь, местный тракторист, будто этой ночью на развалинах партвытрезвителя, он же бывшая лаборатория Минобороны, снова появились черные люди.

— Предлагаешь поймать одного из них и подвергнуть пыткам?

— Если поймаем и хорошенько расспросим, уже будет прогресс. Внесем какую-то ясность, — весело заметил Корнеев. — А то эта чертовщина здорово на нервы действует.

— Стало быть, Иван будет ловить чертей, а ты ему помогать, — ехидно заметила Лайма. — У тебя прямо руки чешутся.

— А ты думала? Сидеть столько времени в подвале!

— Ой, то-то я смотрю, ты много чего там насидел, — буркнула Лайма. — Целую Венеру высидел.

Корнеев неожиданно покраснел и запальчиво возразил:

— Венера тут совершенно ни при чем!

— Очень на это надеюсь, — пробормотала его напарница.

Чтобы не откладывать дела в долгий ящик, она сразу же позвонила Медведю и сообщила, что он нужен им в Богодуховке для проведения оперативных мероприятий. Иван так искренне обрадовался, что даже не сумел этого скрыть.

— Я приеду, — быстро сказал он. — Уже еду. Я прямо сейчас…

Как-то так получилось, что все, кто присутствовал на злосчастной вечеринке, по очереди заходили к Гракову и оставались сидеть у него в гостиной. Степан сейчас выступал неким средоточием воли и здравого смысла. Он отлично понимал, что люди жмутся к нему в поисках моральной поддержки, и никого не гнал. Женщины все еще были испуганы и переживали. Саша с мокрыми глазами время от времени вытирала нос платком, Венера сидела с видом ледяной статуи, одну только Лайму не пришлось успокаивать.

Если бы в гостиную зашел посторонний, ни о чем не подозревающий человек, он подумал бы, что всем собравшимся страшно скучно. Всем, кроме хозяина дома. Граков энергично расхаживал взад и вперед по комнате, окидывая каждого орлиным взглядом и пытаясь подбить на разговор. Это у него плохо получалось.

Бабушкин громко сопел и только отвечал на вопросы, если к нему обращались. Остряков был тише воды, ниже травы и казался тусклым и каким-то неживым.

Чуприянов, наоборот, казался взвинченным и постоянно что-то делал руками — вращал пуговицы на рубашке, скреб ногтем обивку стула, приглаживал волосы, стряхивал пылинки со штанов. В какой-то момент, не найдя другого занятия, он взял с журнального столика тот самый каталог магазина электронных товаров, который Лайма листала в прошлый раз, и принялся бубнить какую-то ерунду о достоинствах плееров.

— Как далеко вперед шагнула техника, — сказал он, бросив взгляд в сторону Лаймы. — Сейчас даже мебель выпускают говорящую. — Он явно намекал на кровать «с храпом». — В жизни не отличишь голос электронного мужчины от голоса настоящего!

Лайма почувствовала, как у нее загорелись щеки. Наверняка на них появились два макового цвета пятна. Одна радость — Анисимов больше не смотрел на нее с осуждением и неприятием. Он тоже был здесь — сидел отдельно, в кожаном кресле, и вертел в руках пепельницу. Похоже, ему хотелось курить, но он ничего не говорил, вероятно, потому, что «здесь были дамы». В нем вообще, несмотря на послужной список и вполне современный вид, было что-то слегка старомодное — наверное, за его спиной незримыми тенями стояли какие-нибудь бабки да прабабки голубых кровей.

— Эти штуки, конечно, дорого стоят, — продолжал бубнить Чуприянов, перелистывая страницы, хотя его восторгов никто не поддержал. — Иногда просто целое состояние. Но ради того, чтобы жить хорощо, с удовольствием, можно и раскошелиться. Верно, Лайма?

— Ну да, да, конечно, — пробормотала она.

— А что, Николай вернется? — неожиданно спросил Бабушкин.

Все слегка оживились, потому что это была та тема, которую вроде бы хотелось обсуждать, но было как-то неловко.

— Нет, наверное, — неожиданно ответила Венера. Стало ясно, что она не ушла в себя, а все же следит за разговором.

— Продаст дом к чертям и уедет, — поддержал ее супруг. — Не станет он тут задерживаться.

— Да кто ж его теперь купит, этот дом? — пробормотала Саша. Ее носовой платок намок и превратился в большой мятый комок.

— Купят, не волнуйся, — ответил Бабушкин. — Есть у нас еще народ с понтами.

— С чем, с чем? — насмешливо переспросил Остряков.

Он считал себя тонкой натурой и время от времени подкалывал барда. Впрочем, на толстокожего Бабушкина это не производило впечатления.

— С понтами, — подсказал Анисимов. — Понты — это, так сказать, первая прибыль с капитала. Я тоже уверен, что на дом кто-нибудь клюнет. Он красивый, и не обязательно покупателю знать о том, что в нем произошло.

— Да ладно вам! — Лайма повернулась лицом к собравшимся: — Как будто вы не понимаете, что это еще не все!