Лев Гурский - Игра в гестапо

Дядя Володя все-таки был странным человеком. Другой бы на месте сантехника рано или поздно воспротивился экспансии хлама и даже легко одержал бы победу над жильцами, благо сантехники в доме много, а сантехник – один на всех. Однако Владимир Иванович только посвистывал, наблюдая за превращением его подвальной вотчины в мусорные катакомбы. Возможно, разнокалиберная рухлядь была для сантехника чем-то вроде японского садика камней, оживляя своим присутствием унылую геометрию стояков, бойлеров и фановых труб.

Зажмурившись, Курочкин ринулся в узкую щель между сетками и стеклянным мечом – и преодолел препятствие. Карточный домик слабо зазвенел остатками сеточного панциря, но устоял: видимо, был у этой конструкции некий запас прочности, и Дмитрий Олегович, поколебав шалаш, не сумел его развалить. На бегу Курочкин понадеялся, что чей-нибудь следующий пробег сможет окончательно нарушить равновесие; падение сетки на фуражку с мертвой головой сильно бы затруднило преследование. Прыгая через штабель картонных ящиков неизвестного назначения, Дмитрий Олегович невольно прислушался – не огласится ли подвал внезапным грохотом и криком «Доннерветтер!», но бегущий по пятам фашист, похоже, сумел преодолеть препятствие без слышимых потерь. Топанье позади заметно приблизилось. Участь Гаврилы-почтальона вновь угрожающе замаячила на курочкинском горизонте. В полумраке подвала взгляд Курочкина поспешно выхватывал полузнакомые предметы в поисках убежища. Дряхлый сундук (мелковат!). Гора битого кирпича. Залежь пластмассовых емкостей из-под «Пепси» (новое поколение выбрало, выпило и выбросило). Скелет рояля, поставленного на попа. Связки журналов, от пола и до потолка… О! Это же его «Органическая химия»! Значит, здесь неподалеку примостился фен-великан – приют для одинокого беглеца, где можно спрятаться и конспиративно отдышаться. Где же яйцо? Где? Неужели кто-то посягнул на это ржавое железо?…

К счастью Курочкина, половинка металлического яйца оказалась на месте и даже не скрипнула, когда Дмитрий Олегович заскочил внутрь и поджал ноги. Теперь главное – не издать ни звука. Тут достаточно темно, чтобы преследователь мог заметить тайник: авось проскочит мимо, и тогда… Курочкин перевел дыхание и поскорее его затаил. Тишина. Лязганье внезапно замолкло. Звуки и шорохи исчезли. Топанье прекратилось. Тишина.

Дмитрий Олегович напряг слух, пытаясь представить, что там происходит снаружи. Судя по тишине, ничего не происходило. Курочкину вдруг пришла в голову мысль о том, что, возможно, никакого преследователя в немецко-фашистской форме вообще не существует в природе, а просто продолжается пагубное действие таблетки энкарнила. А что? Как раз в Южной Америке растет, помимо коки, настоящий кладезь галлюциногенов – кактус пейот, подробно описанный в сочинениях какого-то самодеятельного фармаколога-испанца. О природе мнимых восприятий Курочкин как медик знал довольно много, однако сугубо теоретически. Он помнил, например, что печально знаменитый делириозный синдром может сопровождаться сразу тремя видами галлюцинаций – слуховых, зрительных и тактильных. Он, правда, не успел попробовать оккупанта на ощупь, но на глаз и на слух фашист в принципе соответствовал теории: выглядел в своей фуражечке вполне зловеще, угрожал и преследовал. Если так, – стал рассуждать Дмитрий Олегович, понемногу успокаиваясь в своем убежище, – то мы имеем дело с элементарным медикаментозным делирием, вызванным остаточным действием стимулятора. Может ли долго продолжаться это состояние? Не может: доза слишком невелика… По всему выходило, что требуется еще немного подождать, не сходя с места, а затем чары окончательно рассеются, и можно будет покинуть убежище.

Дмитрий Олегович вновь прислушался. Тихо. Похоже, немецко-фашистская галлюцинация, проплутав по извилинам его помраченного мозга, вернулась туда, откуда пришла. Как правило, в качестве видений больным являлись всевозможные животные, чудовища, фантастические гибриды – слона с чайником, дерева с плитой, откупоренной бутылки с санитаром… Интересно, откуда Курочкин подхватил именно гитлеровца? Из «Семнадцати мгновений весны»? «Очень любопытный случай, – подумал Дмитрий Олегович, все больше проникаясь мыслью о временном помрачении. – Телевидение как сопутствующий фактор галлюциноза. Надо бы подкинуть темку знакомым наркологам…»

Дальнейшие размышления на профессиональную тему были прерваны оглушительным стуком: кто-то забарабанил чем-то металлическим прямо по куполу курочкинского тайника. Ощущение было такое, словно бы стучали непосредственно по голове.

– Ку-ку! – раздалось снаружи. – Киндерсюрприз! Снесла курица яйко, абер не простое, а золотое. Гросфатер бил – не разбил, гросмутер била – не разбила… – Каждая фраза сопровождалась металлическим ударом. – Побежали они в гестапо…

Удар, последовавший за словом «гестапо», стал для Курочкина решающим. У него окончательно пропала охота к рассуждениям о мнимых восприятиях. Ни один бред, даже самый разветвленный, не мог бы сопровождаться таким металлическим грохотом. Слуховые иллюзии, как правило, тише и скромнее: тук-тук, но не ба-бах! Следовательно, это не бред.

Сделав столь глубокое умозаключение, Дмитрий Олегович моментально взвился с места, опрокидывая куда-то вбок железный каркас своего недолгого убежища. Ага! Сам оккупант, похоже, не ожидал, что из металлического яйца жертва вырвется с такой скоростью, и теперь пожинал плоды своего оккупантского легкомыслия. Звон и скрежет ржавого железа смешались с громким ойканьем: очевидно, бывшую галлюцинацию крепко зацепило по ноге.

«Вот тебе и киндерсюрприз! – мстительно подумал на бегу Курочкин, чувствуя себя едва ли не партизаном, подорвавшим вражеский состав. – Получай, фашист, гранату!»

Слыша за спиной сдавленную ругань сразу на двух языках, Дмитрий Олегович понесся в обратном направлении, в сторону спасительного выхода из подвала. Перед ним вновь промелькнули пачки журналов, битый кирпич, бутылки из-под «Пепси», картонные ящики, шкаф, проволочное заграждение панцирной сетки, вешалка, прут арматуры…

Курочкина предали его же шлепанцы.

В ту секунду, когда до двери оказалось рукой подать, один тапок внезапно соскочил с левой ноги и умчался влево. Дмитрий Олегович моментально потерял темп и, как аист, запрыгал на одной ноге. В принципе добежать ничего не стоило и так, однако страх предстать перед лицом супруги в одном тапочке затмил все остальные опасения. Валентина любила допросы с пристрастием, многочасовые и дотошные. Стоило ей заподозрить, что Курочкин расстался с частью туалета при отягчающих обстоятельствах – и судьба потенциального изменника была бы крайне незавидна. В прошлом году, когда Дмитрий Олегович имел неосторожность потерять носовой платок, Валентина раскрутила целое дело о подкопе под семейные устои и, будь ее воля, профилактически придушила бы слегка мужа по примеру венецианского мавра. Исчезнувший шлепанец в семейном УК потянул бы лет на десять без права переписки. Курочкин припомнил прокурорский взгляд жены, содрогнулся и бросился ловить сбежавшую обувь. Фашист, подраненный железным яйцом, кряхтел и ругался еще где-то в отдалении, так что Дмитрий Олегович вообразил, что все-таки успеет спасти тапок и спастись самому.