Джон Дуглас - Убийца сидит напротив: как в ФБР разоблачают серийных убийц и маньяков

А Кондро продолжал бойко морализировать:

- Понимаете, если бы убили моего ребенка, я бы настаивал на смертной казни. Никогда не попросил бы проку­рора договариваться о сделке с этим человеком. Такое мне и в голову не пришло бы. Типа убейте его, сотрите с ли­ца земли.

В этот момент я едва удержался, чтобы не спросить, а почему он просто не признался в убийстве, караемом смертной казнью? Ведь это соответствовало бы его понятиям о справедливости. Но я решил, что будет лучше про­сто позволить ему говорить и дальше.

Дослушав до конца причитания о том, как несправедливо было предложенное ему досудебное соглашение по отношению к жертвам, я спросил:

- Так вы согласились на досудебное не потому, что хотели избежать смертного приговора? Разве не по этой причине?

-Да мне про досудебное вообще никто не говорил. Я сам до этой идеи додумался.

И как же его шокировало, что это предложение приняли!

- Вы боялись умереть?

- Нет, знаете, сейчас я смерти не боюсь.

Ну разумеется, раз смертная казнь на повестке дня уже не стоит.

- Вы беспокоились... Вы не хотели, чтобы ваши дети выступали в суде?

Я задал этот вопрос, понимая, что досудебное соглашение он заключал вне какой-либо связи с его собствен­ными детьми. Возможно, конечно, что его волновало собственное представление о себе как об отце, но папашей с журнальной обложки он точно не был.

- Ну да, это меня действительно напрягало, они ведь были свидетелями обвинения. И я чем больше обо всем об этом думал, тем больше понимал, что не хочу, чтобы мои дети выступали в суде. Они же были тогда совсем юными - четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, типа того. И мне не хотелось, чтобы они выступали свидетеля­ми обвинения и рассказывали о том, что было тем утром, а потом всю жизнь думали: «Ох, блин, а может, это из-за моих показаний папе смертный приговор дали». И всякое такое. Я просто не хотел впутывать во все это своих де­тишек, понимаете?

Он и возрастов-то их толком не помнил. Еще ему надоело дожидаться в окружной тюрьме, пока следствие со­берет все доказательства и решит, что с ним делать.

- Я просто устал чалиться в окружной тюрьме. Я просидел в ней незнамо сколько. Двадцать восемь месяцев что ли. И все в одиночке, между прочим, потому что к остальным зэкам меня не подпускали. Ведь и тюремщики, и сидельцы - все хотели меня убить. Так что я просто хотел покончить с этими мучениями.

Несмотря на то что по соглашению Кондро должен был указать место, где оставил труп Римы, найти его он не смог.

-Да это было лет тринадцать или четырнадцать тому назад, а речка-то за это время столько же раз поднима­лась и опускалась. Я сам там вырос, и то не был уверен по поводу места, пока не начал узнавать ориентиры. Сна­чала набросал им картинку местности, где это было, и следователь с полицейскими пошли с ней по окрестным жи­телям, а те уже указали, где была та купальня. Ну и когда меня туда доставили, я стал узнавать ориентиры и все та­кое. Был в полной уверенности, что это именно то место.

Казалось, будто он чувствует большую вину за свою неспособность обнаружить останки, чем за изнасилова­ние и убийство как таковые.

За долгие годы изучения серийных убийц я выяснил, что очень и очень многие из них неестественно зацикле­ны на своих матерях. Обычно это явление носит негативный характер, каку Кемпера, иногда - позитивный. Или же налицо сложное сочетание и того, и другого, каку Макгоуэна. Я хотел убедиться, насколько повлияла на Кондро его мать и испытывал ли он к ней больше чувств, чем к другим людям из своего окружения. Я попросил Джозефа рас­сказать о смерти матери, случившейся примерно в одно время с убийством Кары Радд.

-Да, мамина смерть была огромной потерей для нас с отчимом, - согласился он. - После смерти мамы он рас­клеился до такой степени, что мне пришлось отправить его в приют.

- Совсем опустился?

- Ну да, потом приехал его брат, и мы решили, что лучше всего будет продать дом, и так далее, поскольку сам я жить там уже не хотел. Жил-то я у них, потому что у отца диабет был, а мама болела и просила меня помогать, так что...

Я хотел убедиться, что могу вывести его на эмоции. По поводу своих преступлений или обманутого доверия друзей он особых чувств точно не испытывал.

- Вы правда любили свою мать?

- О да, очень любил, ага.

- И это был сокрушительный удар?

- Да, это все было очень болезненно. Это ведь я ее нашел, ну и позвонил одной подруге. Она приезжает, а я типа вообще не представляю, что надо делать. Я такой: «Ты же знаешь, что надо делать? Наверное, в полицию звонить, пусть приедут?» А она говорит: «Нет уж, я сама всем этим займусь». Ну и всем занялась: вызвали короне­ра, так что полиция знала, что она при смерти, а на следующее утро я к ней приехал, а она уже умерла.

- Судя по тому, что я читал, она была замечательной женщиной.

- Прекрасной, да. У нее была масса друзей.

- Это сильно подкосило вас эмоционально?

-Да,так. Это меня эмоционально подкосило.

Я подумал было, что наконец достучался до него, но его слова и тон очень сильно противоречили друг другу. Мне стало понятно, что он изображает эмоции, а не испытывает их. Потом Кондро мгновенно переключился:

- Но, знаете, я-то остался жить. Мне нужно было налаживать собственную жизнь. А крыши над головой-то у ме­ня и не было. Дженет и Батч предложили пожить у них. Я получил деньги [по завещанию матери], и это была целая куча, а они предложили пожить с ними вместе, ну и...

Было совершенно очевидно, что серьезной эмоциональной привязанности этот человек не испытывал ни к ко­му. И это в том числе объясняло ту легкость, с которой он убивал.

- Вы быстро промотали эти деньги?

- Ну да, купил пару машин и кое-какое малярное оборудование. Я тогда типа маляркой занимался: жилые дома, всякое такое.

-А еще?

-А еще навалом наркотиков и алкоголя.

- Наркотики и алкоголь. Теперь вернемся к тому самому аллигатору. Похоже, наступило «время кормежки». Как вы думаете? Все сошлось, все вас провоцировало? То есть очень многое: депрессия, вы злитесь, а тут ваши дру­зья -живут вместе, тут же их дочка. Вы пьете и сидите на наркотиках, может, это и стало причиной вашего преступ­ления, что скажете?

- Не стану валить все содеянное мной на наркотики и алкоголь. Я же только так, типа для развлечения. Но, ду­маю, если забраться поглубже, то убийство Кары Радд было больше, чем-то вроде мести, чем воплощением моих фантазий. Отчасти и этим, конечно, но, знаете, я просто хотел отомстить.

- Расскажите мне о мести.

- Про меня много чего рассказывали в телефонных разговорах, а тут Дженет в один прекрасный день ни с того ни с сего меня из дому выставила. Я решил, что это из-за Кары, и думаю: «Ну, ребята, я для вас столько всего сде­лал, машину вам купил и кучу всего другого, а вы меня вот так из дому вышвыриваете». Теперь-то мне понятно, это я в оправдание Дженет говорю, короче, понятно, что я тогда пошел вразнос. Сам я этого не замечал: я же был алко­голик, наркоман, все такое. Я просто веселился, но ее это достало. Достало все это так, что она решила меня вы­ставить, да так и сделала. И вот тогда это превратилось в типа месть. Иду это я однажды и вижу: эти девочки по улице идут к городскому автобусу, чтобы в школу ехать, как всегда по утрам. Ну и предложил подбросить их до шко­лы.