Со Миэ - Единственный ребенок

Сонгён заметила, как в глазах говорившего промелькнула искорка страха.

Что же это было, если даже оперативник из отдела тяжких преступлений скривился от отвращения? Сонгён очень хотелось знать, что за выражение было на лице Ли Бёндо в тот момент. Она никогда этого не узнает, если только не увидит собственными глазами. Видно, его даже не описать словами, хоть сотню слов перепробуй в попытках это сделать — останется лишь ощущение, будто блуждаешь в тумане. Сонгён могла только предположить, что это было за выражение, глядя на лицо инспектора.

— Да, мы его все-таки взяли, но я не уверен, что это действительно произошло. Кажется, что хотя его тело физически в тюрьме, его разум все равно продолжает убивать в каком-то его собственном мире.

Оперативник все правильно понял. Темная душа Ли Бёндо полностью сохранила свою жестокую силу, и он постоянно рисовал у себя в голове последние минуты жертв, которых убивал, вновь и вновь смакуя испытанное.

Сонгён попыталась представить ту тьму, что завладела его сердцем. Он не сознает ни своего тела, скованного кандалами, ни насмешек и оскорблений, сыплющихся на него из толпы… Ли Бёндо опять там, где существуют только он и его жертва, — наслаждается моментом, когда забирает человеческую жизнь. Он все еще весь в этом моменте, все с тем же чувством в руках, и смотрит в женские глаза, полные страха, ощущает на себе дыхание, прерывающееся от страха…

Распрощавшись с оперативниками и направляясь к выходу, Сонгён чувствовала, что стала ненамного ближе к живому, дышащему Ли Бёндо — не к тому Ли Бёндо, что заперт в папках уголовного дела.

Едва она вышла на улицу, как ее остановил начальник отдела тяжких преступлений.

— Вот пытаюсь решить, сказать вам или нет… Но, если вас не затруднит, хотелось бы попросить о помощи.

— Да, конечно, чем смогу. Какой именно помощи?

— Честно говоря… Есть еще несколько эпизодов, которые до сих пор не раскрыты. В его доме оставались кое-какие улики, указывающие на неопознанных жертв, но мы так и не смогли к кому-либо их привязать.

— Выходит… вы хотите сказать, что были еще жертвы? Но в полицейском отчете говорится…

— Он молчит, как рыба, и мы ничего не можем от него добиться.

Получается, что миру известны лишь те эпизоды, которые подтверждены его собственным признанием.

— Не знаю, станет ли он говорить, но, может, у вас получится набрести на какие-то зацепки, когда будете с ним общаться. Буду очень благодарен, если поделитесь услышанным.

Сонгён поняла, к чему он ведет. «Висяки» никогда не хоронят наглухо. Как знать — вдруг кто-нибудь из тех, кто погиб от рук Ли Бёндо, до сих пор лежит брошенным где-то на том холме? Это вполне может быть один из тех людей, чьи лица сейчас смотрят на них с доски «Пропал человек» у входа в отдел, перед которым они сейчас стоят.

— Хорошо. Я позвоню, если получится что-то выяснить, — пообещала она.

— Спасибо.

Когда Сонгён съезжала с развязки возле станции метро «Индонвон», ливень вдруг прекратился, как отрезало. А может, туча зависла только лишь где-то между районами Садан и Индонвон. Нигде не было и следа сильного дождя, словно Сонгён оказалась в совершенно ином мире. С неба вновь ослепительно сияло солнце.

Ведущая к следственному изолятору дорога была такой сухой, что повсюду висела пыль.

Подъехав к главному входу тюрьмы, обсаженному покачивающимися на ветру деревьями гинкго, Сонгён припомнила недавний разговор с директором Ханом в офисе ассоциации. Тот попросил ее обязательно заскочить к нему перед встречей с Ли Бёндо.

— Ну как, помогли материалы? — поинтересовался он.

— Да, спасибо. Наверное, было непросто собрать всё так с ходу…

— Аналитический комитет провел кое-какую предварительную работу перед беседой с ним, когда его направили в изолятор после суда. Так что все было готово.

Сонгён уже приходилось слышать про аналитический комитет, в состав которого входили психологи, криминологи и специалисты по психоанализу из различных университетов, сформированный научным отделом Национального полицейского управления десять лет назад. Входили в него и ряд членов психологической ассоциации, в том числе и директор Хан. Обычно этот комитет организовывал беседы с осужденными преступниками для глубоких исследований в области особо тяжких преступлений, включая серийные убийства.

— Учитывая то, что происходило во время ареста и позже, по-моему, у него есть много чего рассказать про свои преступления, — заметил директор.

Но, в полную противоположность его ожиданиям, Ли Бёндо тогда так и не дал согласия не только на серьезное исследование, но и даже на простую беседу. А вот теперь почему-то выделил Сонгён и сам вызвался пообщаться с ней.

— Касательно всего этого в аналитическом комитете был целый диспут, — сказал Хан.

— Да ну?

— Мне хотелось бы еще раз у вас спросить: вы точно никаким боком не пересекались с Ли Бёндо?

— Как я уже говорила по телефону, все, что мне о нем известно, — исключительно из прессы. Я никогда не встречалась с ним лично.

Директор Хан секунду смотрел на Сонгён, потом кивнул.

— Я тоже так думал. Это как раз то, чего опасаются в комитете.

В ответ Сонгён бесстрастно посмотрела на него, не совсем понимая, что он имеет в виду.

— Вы с ним незнакомы, но он-то отлично знает, кто вы такая. И тот факт, что он выбрал именно вас, означает, что в голове у него не одна только беседа на психологические темы, — объяснил Хан.

Подозрение и тревога, которые после его звонка она сознательно затолкала поглубже, опять вылезли наружу.

— И что же еще, по-вашему, у него может быть на уме? — поинтересовалась Сонгён.

— Ну… То, чего мы не узнаем, пока вы с ним не встретитесь, так ведь? Я позвонил вам, несмотря ни на что, поскольку это может быть единственным шансом услышать про его преступления непосредственно от него, и… — Директор задумчиво почесал лоб, после чего продолжил: — Если мы выясним, почему он выбрал и даже потребовал именно вас, то, может, лучше его поймем.

Сонгён поняла, что он пытается сказать.

Да, сама она не знает Ли Бёндо, но он откуда-то знает ее.

Было неясно, что в ней привлекло его внимание, но он настолько хотел встретиться с ней, что решил наконец открыться. Уже только одного этого было достаточно, чтобы понять: на Сонгён у него явно есть какие-то планы.

— Мы не знаем, что может произойти при данных обстоятельствах, но я уверен, что вы со всем отлично справитесь. Неважно, какие у него намерения, — просто постарайтесь, чтобы он не добился своего.

Директор Хан посмотрел на Сонгён, как на маленькую девочку, стоящую на берегу реки. Совершенно непонятно, что там, в этой реке. Насколько она глубока, какая опасность таится под ее гладкой поверхностью… Он мог лишь надеяться, что Сонгён в полной безопасности доплывет до намеченной точки и благополучно вернется назад.