Бренда Новак - Ее худший кошмар

— И кому вы пожалуетесь? Это здесь-то? — спросила она.

Ее вопрос стер с его лица последние следы ухмылки. Ага, похоже, она напугала его, с удовлетворением отметила Эвелин. Раньше она никогда не применяла к своим пациентам такой подход. Однако после разговора с Хьюго она ощущала себя сбитой с толку и уставшей. Впервые с момента ее приезда в Ганноверский дом ей показалось, что контроль за ее детищем ускользает из ее рук — не слишком приятный знак.

Кроме того, апеллировать к душевным струнам Гарзы бесполезно. Это никогда не сработает. Хотя бы потому, что таковых — судя по тому, что она читала о нем, — просто не было. Может, испробовать новый подход? Попытаться сыграть на его злобе и высокомерии? Психопатам свойственна завышенная самооценка. В собственных глазах они не такие, как все, — особая, избранная каста. Эвелин хотелось бросить вызов самомнению Гарзы.

— Да, только не в этой дыре, — сказал он.

— Именно — поддакнула Эвелин. — И как вам ощущение собственного бессилия?

Гарза хищно прищурился.

— Я вижу, куда вы клоните. Вы пытаетесь показать мне, через что проходит жертва. Но я не бессилен. Вам со мной ничего не сделать. У вас ничего не выйдет. У меня есть права. Меня охраняет конституция!

Эвелин посмотрела на свои ногти.

— Может быть, но пока я готова отвечать за последствия, у меня есть такой же самый выбор, как и у вас, когда вы убивали этих женщин. Если у меня будет такая возможность, я могу сделать все, что угодно. А поскольку я начальница этого заведения, такие возможности у меня есть. Единственный вопрос в том, накажут ли меня потом за это или нет, — сказала она ему и подмигнула. — И, честно говоря, я бы сочла вашу кастрацию общественным благом, ради чего я готова даже пойти на риск.

— Это вы пытаетесь отыграться на мне за то, что сделал с вами тот парень. Только и всего.

— Может быть и так. У нас у всех свои странности, вещи, в которых мы заходим слишком далеко. Мои состоят в том, чтобы оградить невинных от хищников вроде вас.

— Но я никого даже пальцем не тронул. — Это заявление он, похоже, делал уже не раз.

— В таком случае какое, однако, странное совпадение, что все три ваши жены погибли одинаковым образом.

Гарза пожал плечами.

— Некоторым людям просто не везет, сдается мне.

— Одна из ваших жен не сгорела в постели. Что стало с… — Эвелин сверилась с блокнотом, хотя, если честно, в том не было необходимости, — с Кортни Лофленд?

— Ничего. Мы поженились. Затем я стал трахать ее соседку, и все пошло наперекосяк.

— Но ей удалось избежать смерти. Почему? Она оказалась умнее вас?

— Она не курила, — по идее это была шутка, но даже сам Гарза не рассмеялся.

— Вы до сих пор поддерживаете с ней контакт?

— Только не вмешивайте ее в это дело, — процедил сквозь зубы Гарза. — Я отказываюсь обсуждать Кортни.

Ага, четвертая жена — его больное место, отметила про себя Эвелин.

— Тогда давайте поговорим о других.

Изобразив скуку, Гарза плюхнулся на стул и небрежно развалился на нем.

— Кто эти другие?

— Женщины, которых вы изнасиловали и убили, после чего придали им эротические позы.

Гарза растерянно заморгал.

— Так вот вы о чем? Вы притащили мою задницу сюда лишь затем, чтобы выбить из меня признание, что я — Порнохудожник? — Гарза опустил голову и с такой силой ее поскреб, что Эвелин испугалась, что он расцарапает себя до крови. Впрочем, препятствовать этому она не стала, будучи уверенной в том, что он делает это нарочно, с расчетом — чтобы вызвать у нее жалость или вывести ее из себя. По сравнению с тем, что он вытворял, прежде чем попал за решетку, это сущие пустяки. И Эвелин сделала вид, что ничего не замечает.

— Вы только зря потратили время, — сказал он, когда наконец поднял голову.

— Я вовсе не собираюсь вырывать у вас признание.

Он встал, звякнув цепями, и, словно пантера в клетке, принялся кружить по комнате.

— У вас отсутствует человеческое сострадание, вы отказываетесь дать несчастным семьям душевный покой, который они заслужили, — пояснила Эвелин поверх звяканья цепей. — Я прекрасно это вижу. Но я хочу, чтобы вы с самого начала знали: вам меня не провести. Я отдаю себе отчет в том, кто вы такой. Я знаю, что вы сделали, даже если вы сами пытаетесь это отрицать. Поэтому не вижу для вас смысла упорствовать в вашей лжи.

Гарза подошел к стеклянной перегородке и оскалился на нее.

— В таком случае, может, вы скажете, что я сделаю с вами?

Эвелин тоже поднялась с места. Положив блокнот на столик рядом со стулом, а также оставив на нем свои очки — они скорее спасали ее глаза от перенапряжения, — она тоже шагнула ему навстречу. Несмотря на перегородку, видеокамеры, наручники и кандалы, вблизи Гарза внушал ей ужас. Его глаза напомнили ей глаза Джаспера — было в них нечто хищное. И все же ей хотелось одного: чтобы это исчадие в конце концов получило по заслугам.

— Давайте, попробуйте, мистер Гарза, — сказала она. — Гарантирую вам, потом вы сильно об этом пожалеете. И прекратите заниматься членовредительством. — Наплевать, что теперь этот термин считается неполиткорректным. В разговоре с Гарзой он вполне уместен. — И все прочие ваши штучки. Пора привыкнуть к мысли, что вы здесь и никуда отсюда не выйдете. И вы бессильны что-либо с этим поделать.

Гарза боднул перегородку и, когда Эвелин отшатнулась, расхохотался.

— А если нет?

— А если нет, — внезапно в ней проснулся гнев, а с ним и ощущение своей власти, — вы до конца своих дней будете носить смирительную рубашку и питаться через соломинку.

— Это мы еще посмотрим, — заявил он.

— Так точно, — ответила Эвелин и позвонила охранникам, чтобы Гарзу увели. Те вошли немедленно, однако Гарза счел нужным оказать сопротивление и даже успел выкрикнуть:

— Эта женщина, которую сегодня убили — только начало! Слышишь! Я распишу гребаную тюрягу кровью! А после приду за тобой!

Он продолжал кричать даже тогда, когда охранники тащили его по коридору. Эвелин слышала эхо его голоса, но стараясь не вслушиваться в слова. Она совершила ошибку, вняв увещеваниям Фицпатрика провести этот сеанс с Гарзой. Она надеялась отомстить сразу всем психопатам — за Лоррейн, за себя, за жен Гарзы, за других жертв их животной ярости. Но всякий раз, сталкиваясь с таким чудовищем, как он, она ощущала себя еще более беспомощной, чем раньше.

Ей не давал покоя вопрос: во что она ввязалась? Что самое страшное — ввязалась, возможно, навсегда.

Кто-то расчистил дорожку к ее дому. Эвелин догадалась, что это Кит — умственно отсталый сын ее соседа, на вид лет тридцати пяти. Иногда, возвращаясь с работы, она видела, как он стоит и смотрит на ее дом, правда, ничего не предпринимал. Стоило ей остановиться и спросить, что ему нужно, как он втягивал голову в плечи и, не сказав ничего в ответ, спешил прочь. Если же она игнорировала его, то он продолжал стоять, как статуя, как будто считал себя невидимым.