Соно Аяко - Синева небес

— Однажды Уно-сан принес мне в подарок керамическую тарелочку, завернутую в газету. Ее, видимо, следует передать полиции?

— Уно-сан говорил мне об этом. Он увидел эту тарелочку в отделе антиквариата. Она ему так понравилась, что он украл ее и подарил вам. Он, правда, заметил: «Раз я признаюсь в таких вещах, значит, я вам доверяю». Похоже, эта тарелка из того самого торгового центра, где работала Рэйко Суга. Я передаю вам наш разговор, потому что Уно-сан сказал, что я могу пересказывать вам все наши беседы. Поскольку вы платите деньги. Он явно намекал на это.

— Он считал, что я буду рада, услышав такое? Хорошо, что он разрешил пересказывать ваши беседы. Но разве может обрадовать известие, что подаренная вещь оказалась украденной?

— По-моему, он совершенно не думает о том, что чувствуют другие. Если ему хорошо, то все должны быть счастливы, а когда не в духе, проигнорирует вас или сделает что-то похуже. Такой уж у него характер, да и воспитывали его плохо. Даже трудно сказать, что сыграло более важную роль.

— Но я полагала, что подобные вещи люди хранят в тайне.

— Я тоже, возможно, так считала бы на вашем месте. Но я адвокат и рассуждаю иначе. Раньше родители, даже не получившие должного воспитания, были строги к детям: «Даже если тебя никто не видит, когда ты совершаешь преступный поступок, ты все равно попадешь в ад» или «Разве так поступают мужчины?!» — говорили они. В наше же время традиции нарушены. Никто ничему не учит. Дети — словно бродячие собаки, они предоставлены сами себе.

Было около трех ночи, когда охранник постучал в дверь:

— Пора! Вставай!

— Поспать не дадут! Я лег в половине двенадцатого! — дерзко огрызнулся Фудзио.

— Не тебе решать!

Другие заключенные то ли спали, то ли старались не привлекать внимания охранника. Из одной камеры слышался храп.

— Дождя нет? — довольно развязно спросил Фудзио.

— Хочешь, чтобы из-за дождя отменили прогулку?

— Нет, но при ясной погоде легче ориентироваться.

— Звезд не видно. Часов в девять небо затянуло.

— Проклятье! — выругался себе под нос Фудзио. — Когда небо ясное, легче соображать!

Для Фудзио было очень важно, чтобы эта первая за долгое время «прогулка» состоялась при ясной погоде. Он мечтал вдохнуть свежего воздуха полной грудью, насладиться природой. Несколько недель Фудзио только об этом и думал. Он говорил всем, что он — поэт, поэтому ему необходимо общаться с природой. На самом же деле раньше он природу не жаловал. Можно испачкаться, сидя на земле, а в лесу пораниться побегами бамбука. Он не понимал людей, которые занимаются альпинизмом или парусным спортом. Фудзио лишь однажды довелось прокатиться на яхте, но там все было липким от морской воды, а когда встало солнце, начало припекать. После заката же потянуло холодом, задул ледяной бриз. Легкую яхту швыряло на волнах, и Фудзио все это не понравилось.

Однако в камере с бетонными стенами Фудзио начал тосковать по свежему воздуху. Нельзя сказать, что его потянуло в лес, где зеленеет листва. На полуострове Миуре в каждом городке воздух напоен солнцем, ветром, запахами трав и деревьев. В камере предварительного заключения Фудзио оценил то, на что люди обычно не обращают внимания.

Фудзио не помнил, какое нынче число. У него не было ни календаря, ни часов. Но в любом случае он пробыл здесь месяца два, причем на допрос его вызывали не только в будни, но и в выходные и праздничные дни. Допросы длились до десяти-одиннадцати часов вечера. Вставая со стула, он не мог распрямить спину и шел согнувшись, так уставали мышцы от бесконечного сидения. Следователи менялись, потому что в полиции использовали практику «людского потока»; следователи были полны сил, а Фудзио с трудом выдерживал допросы.

Он не понимал, к чему клонят следователи. Свидетелей преступлений нет, считал он. Но каким-то непостижимым образом свидетели находились. Уже было ясно, что полиция довольно четко представляет себе, как он убил трех женщин.

Фудзио знал, что преступников обвязывают вокруг пояса специальной веревкой, но почему-то думал, что веревка должна быть черного цвета. Однако она оказалась то ли голубой, то ли серой. Может, перемена ее цвета должна пониматься как символ демократизации полиции, а может, это попросту была глупая идея, пришедшая в голову какому-нибудь бюрократу.

— Если тебя ведут на прогулку, значит, к тебе особое отношение, — заметил один из шедших за Фудзио охранников, когда его вели к автомобильной стоянке за зданием полицейского управления.

Несколько метров, что отделяли его от машины, Фудзио прошел очень медленно. За эти секунды он успел вдохнуть аромат раннего утра. Тот самый аромат, о котором Фудзио так тосковал в тюрьме.

Он даже успел поднять голову и посмотреть на небо. Единственное, что мешало, — это наручники, стискивавшие запястья. Он попытался не думать о боли, но ничего не вышло. Охранник сказал, что с вечера небо хмурилось. Но ветер, к счастью, разогнал облака, и на небе высыпали звезды. Две машины выехали со стоянки полицейского управления и направились к государственному шоссе, вившемуся между невысокими холмами. За окном машины виднелось ночное небо и россыпь звезд на нем.

Фудзио думал, что машин будет две, но по пути к ним присоединились еще две, и теперь его сопровождал целый кортеж.

— С ума сойти можно! Все эти машины здесь ради меня? — оглядываясь на кортеж, поинтересовался Фудзио у сидевшего рядом сержанта Хигаки.

— Да.

— Я — важная шишка! Такой кортеж положен разве что премьер-министру, да? Правда, две машины появились только теперь, так?

— Они ждали нас в другом месте, а потом поехали следом. Завами следят репортеры, вот мы и разделились, чтобы не привлекать внимания.

— Ну, спасибо за заботу…

— По какой дороге ехать? — спросил младший инспектор Такарабэ. Его голос звучал неприязненно.

— Я это как раз обдумываю, — с издевкой ответил Фудзио.

— Вот прохвост! — скривил губы Такарабэ, но больше никаких эмоций не последовало.

— Около станции поверните направо. Потом нужно свернуть вон в тот переулок, — Фудзио словно давал указания таксисту.

Этой поездке предшествовала упорная борьба. Фудзио пришлось выдерживать длительную, многочасовую «осаду», когда он не мог даже встать со стула во время допросов.

— Извините, вы не могли бы открыть окно? Тогда мне будет лучше видно, куда надо ехать, — сказал Фудзио, обращаясь к Хигаки. Он думал, что тот откажет, но Хигаки вопреки ожиданиям приоткрыл окно с его стороны.

Фудзио медленно и глубоко, всей грудью, вдохнул забытый запах моря. Он припомнил, на какие хитрости ему пришлось пойти, чтобы заполучить эту «прогулку».