Вэл Макдермид - Чужое терзанье

Ивенс не осуждал явное пристрастие Харта к проституткам: он и сам, случалось, прибегал к их услугам. Однако тайная слабость доктора заставила Ивенса задуматься: что творится у того в голове? Почему его влекут эти отнюдь не аристократические утехи? В любом случае сведения о Харте давали в руки Ивенса козыри, которые, возможно, когда-нибудь сыграют. Всем известно, что сексуальные маньяки часто наведываются к проституткам, а люди некоторых профессий — в частности, психиатры — страдают некоторыми личностными отклонениями. Короче, Харт вызывал явные подозрения, хотя Кэрол Джордан исключила его из списка подозреваемых.

Ивенс был решительно настроен на то, чтобы его работа в группе Кэрол Джордан стала лишь очередной ступенькой карьерного роста. Даже если ему придется для достижения цели выставить старшего инспектора в невыгодном свете, чтобы все усомнились в ее профессиональной пригодности. Пусть будет так.

В конце концов, он располагает собственной информацией. А знание — сила.

В дверь кабинета постучали. Персонал госпиталя, пока еще плохо знакомый с новым доктором, старался соблюдать формальности.

— Войдите! — крикнул Тони.

Заглянула сиделка:

— Вы хотели поговорить с пациентом тут? Не в комнате для собеседований?

— Верно.

Сиделка скептически подняла брови, будто снимала с себя ответственность за любые последствия.

— Тогда я пойду за ним.

В ожидании ее возвращения Тони прикидывал, какую выбрать стратегию. Он привык мыслить нестандартно, но обычно не применял свои смелые идеи к уязвимым людям. Однако сегодня решился на это. Аргументы противников своих методов он помнил наизусть: это непрофессионально, потенциально опасно для пациента и противоречит всем принципам лечения — просить больного сделать то, что не связано непосредственно с его лечением. Но в нынешней ситуации у Тони была веская причина: возможность спасти человеческие жизни, по его мнению, перевешивала все остальные соображения. Пациенту не будет грозить физическая опасность, потому что тут, в госпитале, все под контролем. К тому же он, Тони, может помочь этому конкретному пациенту повысить самооценку, поставив перед ним посильную цель. Конечно, насколько она посильна — вопрос спорный, но ведь это последний шанс…

Для дальнейших размышлений не было времени. Сиделка распахнула дверь и впустила больного. Том Стори сделал пару неуверенных шагов и остановился. Как отметил Тони, он все сильнее сутулился. Стори огляделся, на его безмятежном лице появилось легкое удивление. Серые глаза пробежали по полкам, уже забитым до отказа книгами, картотечными ящиками и пухлыми конвертами с надорванными углами. Остановились они на Тони, который крутанулся на стуле, оказавшись спиной к заваленному бумагами столу и лицом к двери.

— Заходите, Том, — пригласил он, вставая, и показал на два низких кресла в углу. — Присаживайтесь.

Стори нахмурился.

— Обычно мы встречаемся не здесь, — неуверенно проговорил он.

— Не тут, — подтвердил Тони.

— Это означает, что вы собираетесь сообщить мне плохие известия?

Тони на миг задумался: операбельная опухоль мозга — хорошая или плохая новость для человека в таком состоянии, как Стори?

— У меня есть для вас новости, верно. Но мы встретились тут еще и потому, что мне нужна ваша помощь. Ну, садитесь, Том. — Он взял больного под руку, подвел к креслу, а сам сел в другое. — Как ваши дела?

Стори отвел глаза и взглянул туда, где когда-то была кисть его руки. Толстая повязка сменилась более легкой, казалось, что на руку надета старая кукла в вылинявшем до белизны платье.

— Вы были правы. Мне сказали, что у меня опухоль. — Он покрутил головой, словно разминая затекшую шею. — Забавно, но еще недавно это показалось бы мне самым страшным диагнозом на свете.

— Утешительным такой диагноз не назовешь. А как вы отнесетесь к тому, что ваша опухоль операбельна?

Слабая испарина выступила на лысине Стори. Он грустно посмотрел на Тони:

— Я скажу, наверное, ужасную вещь, но мне хочется сделать операцию. Я хочу жить. Мне больше не для кого жить, чаще всего я думаю именно так, и все равно хочу воспользоваться шансом.

Тони испытывал невольную жалость к этому пациенту и его загубленной жизни. Так все нелепо и бесповоротно! Ситуация усугублялась тем, что Стори был человек умный и понимал свое положение.

— Вы чувствуете себя виноватым, ведь так, Том? Помимо всего прочего вас терзает вина за то, что вам хочется жить.

Стори подтвердил это кивком, на его глазах блеснули слезы.

— Я трус, — пробормотал он. — Я… я не могу приговорить себя к тому, что сотворил с ними.

— Том, вы не трус. Смерть — вот действительно выход для труса. А жить со своим горем дальше — это требует мужества. Вы не можете вернуть назад то, что забрали, но зато вы можете достойно прожить оставшуюся жизнь.

— Значит, опухоль операбельная? Ее могут удалить?

Тони кивнул:

— Так говорят хирурги. Я предупреждал вас, операция не восстановит то, что нарушилось в вашем мозгу, но мы поможем вам с этим справляться. Вы обратили внимание, что вам теперь дают другие лекарства?

— Да, и я чувствую себя намного спокойней и лучше себя контролирую, — отозвался Том.

Как раз то, что нужно для осуществления моего плана, подумал Тони.

— Положительная динамика сохранится, — пообещал он, — а операция даст вам будущее. Я уверен, что вы сможете правильно его использовать, Том. Я искренне так считаю.

Стори утер глаза тыльной стороной здоровой руки:

— Но ведь меня все равно отсюда не выпустят?

— Пока трудно сказать. Многое зависит и от вас, и от нас.

— Как я догадываюсь, вы хотите написать обо мне? Сделать себе имя, вылечив меня? Я этим должен вам помочь? — Голос пациента зазвучал неприязненно.

Застигнутый врасплох, Тони отругал себя за самонадеянность: он поверил, что завоевал доверие Стори. Оказывается, нет.

— Нет, я совсем другую помощь имел в виду. Жаль, что вы так думаете. Мы не собираемся эксплуатировать вашу боль и беду, — сказал он, пытаясь вернуть расположение Тома.

— А разве вы, врачи, не так делаете карьеру? Изучаете таких, как я, под лупой и потом строчите свои статьи и книги?

Тони пожал плечами:

— У меня другие методы. Да, иногда я действительно описываю случаи из своей практики, но не ради профессиональных амбиций. — Он обвел рукой свой кабинет. — Взгляните, похожа ли моя берлога на резиденцию человека, озабоченного своей карьерой?

Стори еще раз огляделся, на этот раз более внимательно. На стенах ни дипломов, ни подтверждений ученых степеней, на полках не видно книг с фамилией хозяина кабинета, специально выставленных на обозрение. Ничто не указывало на то, что Тони пытается произвести впечатление на посетителей своим положением в науке.