Роджер Эллори - Красная лента

— Да черт его знает! К десяти, возможно, двадцати.

— Вы работаете в юрисдикции одного участка, верно?

— Верно.

— Есть у вас в участке другие детективы, которые занимаются убийствами?

— Да, нас примерно шесть-десять человек.

— Хорошо. Сейчас, когда коронера нет, у вас есть я и Том Александер, а также еще пара человек на другой смене. Мы обслуживаем одиннадцать участков, даже пятнадцать, если учесть, что мы частично занимаемся Аннаполисом и Арлингтоном. У нас здесь комплекс, способный принимать одновременно четыреста тел, а также морозильник, который, если возникнет необходимость, может вместить еще сто пятьдесят трупов. Мы обрабатываем более шести сотен случаев в месяц, шестьдесят восемь процентов из которых являются убийствами, нападениями со смертельным исходом, утоплениями и самоубийствами. Из них добрых двести семьдесят пять приходится на уголовные преступления, ну и прочее. Короче говоря, мне ли вам рассказывать, детектив, что люди могут сделать с себе подобными?

— Я понял, к чему вы клоните, — ответил Миллер. — Вы упомянули о трех вещах. Судмедэксперты, работавшие на месте преступления, утверждают, что, возможно, у нее был секс в день гибели.

— Да, это третий момент, который необходимо прояснить.

— Вы можете рассказать нам что-нибудь о человеке, с которым она переспала? — спросил Миллер.

— Не могу сказать ничего, кроме того, что у них был безопасный секс. На нем был презерватив. Мы обнаружили сперматолитический элемент, называемый ноноксинол-9. Он очень распространен. Его можно найти в продукции десятков торговых марок. Больше ничего особенного.

— Никаких лобковых волос в районе вагины?

— Нет, и ничего под ее ногтями, ничего в волосах. Ничего нового в плане отметин на ее шее, которые помогли бы мне сообщить что-нибудь определенное. Все, что я могу сказать, так это то, что убийца, по всей видимости, правша. Отметины на левой части шеи немного глубже. Большими пальцами он прижимал горло. Он точно знал, куда нужно жать, но ему, возможно, просто повезло. Он стоял у нее за спиной, а потом обошел и встал перед ней. Он стоял перед ней, когда она умерла. Это все, что я могу сказать.

— Мы разгребем эту историю с идентификацией, — сказал Миллер. По его голосу чувствовалось, что он пытается себя успокоить.

— Я хочу сказать вам кое-что, Роберт. Есть что-то очень неправильное в том, что мы не можем идентифицировать человека у себя в системе.

— Дайте мне имя человека, с которым ассоциирован этот номер социального страхования, — попросил Рос.

Мэрилин взяла со стола листок бумаги и передала ему.

— Исабелла Кордильера, — прочел Рос. — Это все, что у вас есть?

— Это все, что было. Вводите номер, и система дает это имя.

— Может, сбой системы? — предположил Миллер. — Возможно, это все объясняет. Мы разберемся.

— И сообщите мне, хорошо? Меня заинтересовала эта история.

— Я сообщу все, что смогу, — ответил Миллер. — Большое спасибо за помощь.

Мэрилин пожала плечами.

— Вы всего лишь хотели узнать мое мнение. Могу ли я прийти в суд, положить руку на Библию и поклясться, что парень, который убил первых трех женщин, убил Кэтрин Шеридан? Нет, не могу. Могу ли я ответить на ваш вопрос, что говорит моя интуиция? Да, могу. Моя интуиция говорит, что это был кто-то другой.

— Этот другой, похоже, имел доступ к конфиденциальным файлам, которые помогли ему обставить все почти в полном соответствии с предыдущими тремя убийствами, — сказал Рос.

— Определенно, это так. Насколько я понимаю, газетчики не описывали позы, в которых находили трупы, и не упоминали о лаванде? — спросила Хэммингз.

— Нет, ничего такого не было, — подтвердил Миллер.

— Значит, мы имеем дело с кем-то из полиции, возможно, из судмедэкспертов, которые обслуживали каждое из мест преступления, или с кем-то из департамента коронера.

— Или с кем-то, — добавил Рос, — у кого есть доступ к нашим системам.

На мгновение в комнате повисла тишина, каждый пытался осознать значение сказанного. Потом Мэрилин Хэммингз встала из-за стола и протянула руку. Миллер пожал ее, за ним Рос.

После она проводила их к выходу. Уже стоя на тротуаре, Миллер оглянулся и увидел Мэрилин, которая смотрела на него сквозь стеклянные двери центрального входа. Миллер кивнул, неловко улыбнулся, и она исчезла.

Хотите знать, что такое реальный мир?

Я расскажу вам о реальном мире.

Это мир, в котором я научился профессионально ненавидеть.

Мир, где я забыл, как разговаривать с настоящими людьми, и когда я говорю о настоящих людях, я говорю о вас — хороших людях, добрых людях, людях, которые готовы помочь лишь потому, что ты человек. И никакой другой причины им не надо. Для них ты человек, и этого достаточно.

Мир, где я забыл, что такое доброта и сострадание. Забыл, как делать телефонные звонки. Забыл, как заказывать еду в ресторане. Забыл, как объяснять, что я имею в виду, как подвергать сомнению собственные убеждения. Забыл, как давать слово и выполнять обещания. А потом я забыл собственное имя. Я перестал быть ребенком, который ходил в школу, которому отец объяснял, что такое древесина, волокна, плотность, что такое природный цикл, ребенком, который невозможным путем делал все возможным. Забыл, как смотреть на людей и видеть что-то кроме того, что мне велено было видеть.

Мы разговаривали об этих вещах, я и Кэтрин. Обо всем, о чем говорили и раньше. А после мы, обсуждали то, как она умрет и когда, и что я буду делать потом, и я рассказал ей историю о моем отце, плотнике Большом Джо. В конце она рассмеялась, а потом заплакала. Мы взялись за руки и долго молчали.

Это был не первый раз, когда мы, разговаривали, но мы полагали, что он станет последним.

— Это ведь реальный мир, не так ли, Джон? — вспомнил я ее вопрос. Потом она улыбнулась. — А знаешь что? Попасть в то, другое место много времени не займет, так ведь? — Она вздохнула, протянула руку и прикоснулась к моей щеке. — Но вернуться назад? Черт! — прошептала она. — Я не знаю, хватит ли нам времени для этого путешествия.

Вашингтон был охвачен предвыборной лихорадкой, которая свирепствовала уже несколько месяцев. Агрессивная реклама республиканцев была переполнена клеветой, а то и чем-то похуже. Демократы пошли в атаку со всем, что у них было. Миллионы долларов были потрачены на то, чтобы обеспечить Бушу влияние на конгресс. Никто не хотел читать о маньяках и жестоких убийствах. Никто не хотел отвлекаться от баталий, которые происходили прямо перед носом. Миллер и Рос на фоне всего этого были совершенно незаметны, но для Миллера ничто на свете сейчас не было так важно, как отчет о вскрытии Шеридан. Для него это был настоящий удар.