Джеймс Паттерсон - Явился паук

— Умеет же подонок всем кайф поломать…

— Может, он ищет способ самоубийства? Сейчас подходящее время дня? — добивалась Джеззи Фланаган.

— Все в его духе — посмотрите: кругом масса детей. То же, что было в Парке Диснея, в школе, — пояснил я, — теперь он выбрал «Макдональдс».

Крыши напротив «Макдональдса» заняли полицейские и военные снайперы, нацелив свои дальнобойные винтовки на позолоченные арки, украшающие фасад ресторана.

— Напоминает бойню в «Макдональдсе» — помните, несколько лет назад, в Южной Калифорнии, — обратился я к Сэмпсону и Джеззи.

— Не сравнивай, даже в шутку, — прошептала она.

Кругом торчали фургоны телекомпаний всевозможных каналов, снимая на пленку все, что двигалось и разговаривало. Плохо дело: намечалось явное сходство с бойней в Калифорнии, где некто по имени Джеймс Хьюберти в таком же «Макдональдсе» укокошил двадцать человек. Может, Сонеджи-Мерфи напоминает нам об этом?

Подбежал начальник подразделения ФБР Кайл Крейг, который был в уилмингтонском доме Мерфи:

— Мы не уверены, что это он! Этот тип одет как фермер, у него борода и темные волосы. Говорит, что он Сонеджи, но может, какой другой придурок…

— Дайте мне взглянуть. Там, во Флориде, он позвал именно меня. Ему известно, что я психолог. Может, удастся с ним договориться.

Не дождавшись ответа, я двинулся прямиком к ресторану. Протиснувшись между солдатами и местными копами, я продемонстрировал свой жетон и пояснил, что прибыл из Вашингтона. Из «Макдональдса» не доносилось ни звука. Нужно уговорить его взглянуть на ситуацию реалистически, чтобы обойтись без самоубийства и беспорядочной стрельбы.

— Он говорит разумно, речь связная? — обратился я к молодому патрульному. Глаза юноши блестели от слез.

— Он стрелял в моего напарника! Боже мой, он его убил! Боюсь, что убил.

— Мы войдем туда и окажем твоему напарнику помощь. Так он говорит осмысленно или нет? Есть логика в его речи?

— Он называет себя главным похитителем из округа Колумбия, гордится этим. Хвастается, кричит, что станет знаменитостью.

Внутри «Макдональдса» под контролем вооруженного преступника — шестьдесят или более человек. Там, внутри, тишина. Сонеджи ли это? Пока все сходится. Детишки и их мамы. Захват заложников. Я вспомнил портреты в ванной. Он хочет, чтобы страдающие от одиночества подростки повесили на стену его изображение…

— Сонеджи! — позвал я. — Вы — Гэри Сонеджи?

— Кто, черт возьми? Кто задал вопрос? — крикнули изнутри.

— Я — детектив Алекс Кросс из Вашингтона. Мне кажется, вы знакомы с последним указом о проведении операций по освобождению заложников. Мы не станем церемониться. Вам известно, что произойдет дальше.

— Мне известны все правила, детектив Кросс. Это ведь общедоступная информация! Но правила не везде применимы! — закричал Гэри Сонеджи. — Мне они не подходят! Я — исключение!

— Вполне подходят, — твердо ответил я. — Можете поспорить на свою жизнь!

— Вы имеете в виду — на жизнь всех этих людей, детектив? Я знаю другое правило: сначала — женщины и дети! Поняли меня? Женщины и дети будут у меня первыми!

Мне совсем не понравились ни речь, ни голос, которым он это сказал. Нужно дать понять, что ему не уйти ни при каких обстоятельствах. Переговоров не будет — если он откроет стрельбу, мы тут же его уложим. Я быстро припомнил похожие ситуации. Но Сонеджи — особо сложный случай: умен и, судя по голосу, ему нечего терять.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал, включая вас, — четким сильным голосом выкрикнул я, чувствуя, как по телу ползет липкий холодный пот.

— Очень трогательно. Я страшно взволнован. Прямо-таки сердце замерло.

Разговор в спешке приобрел какой-то бытовой характер.

— Вы ведь понимаете, о чем речь, Гэри. — Я старался быть мягким, словно передо мной напуганный тревожный пациент.

— Ну конечно, Алекс.

— Здесь очень много вооруженных людей. Если их спровоцировать, они выйдут из-под контроля. Я ничем не смогу помочь, и вы тоже. Случится беда. Мы этого не хотим.

Внутри вновь воцарилась тишина. В голове стучала мысль, что если Сонеджи настроен на самоубийство, то проделает это прямо здесь. Устроит последний фейерверк своей славы. И мы так и не узнаем причин его поведения. И не узнаем, что случилось с Мэгги Роуз Данн.

— Алло, детектив Кросс!

Он стоял в дверях всего в полуметре от меня. Он шел прямо ко мне, но тут с крыши раздался выстрел. Сонеджи схватился за плечо: снайпер задел его. Я прыгнул и схватил его в охапку, со всей силы толкнув его плечом в грудь. Думаю, сам Лоуренс Тейлор не совершал таких прыжков, перехватывая мяч. Падая на бетон, мы оба ушиблись. Теперь я не допущу, чтобы его убили. Мне нужно узнать у него, где Мэгги Роуз.

Когда я прижал его к земле, он взглянул мне в лицо. Мы оба вымазались в его крови.

— Благодарю за спасение моей жизни, детектив Кросс. Когда-нибудь я вас за это прикончу, — пообещал он.

«Меня зовут Бобби» — так ее учили представляться. Всегда называть новое имя. И никогда — старое. Никогда — Мэгги Роуз. Ее заперли в темном фургоне, а может быть, в крытом грузовике, она точно не знала. Она не представляла, насколько далеко ее дом, и не могла понять, сколько времени прошло с тех пор, как ее забрали из школы. Впрочем, мысли потихоньку прояснялись. Кто-то принес ей одежду, а это означало, что ее не собираются убивать. Иначе зачем бы им было заботиться об одежде?

Помещение фургона было неимоверно грязным — совершенно голый пол и стойкий запах лука. Вероятно, в нем перевозили овощи. Где выращивают лук? Мэгги попыталась припомнить: кажется, в Нью-Джерси и в северной части штата Нью-Йорк. К запаху лука примешивался аромат картофеля, а может, репы или ямса. Сопоставив эти факты, Мэгги пришла к выводу, что она находится на юге одного из этих штатов.

Что еще ей известно и какие можно сделать выводы? Наркотики ей больше не дают, да и мистера Сонеджи, похоже, последнее время поблизости нет. Нет и противной старухи. Разговаривают с ней редко, обращаясь к ней «Бобби». Почему Бобби?

Она старается очень хорошо себя вести, но временами все равно приходится плакать — вот как сейчас. Она с трудом подавляет рыдания, боясь, что ее услышат. Лишь одна мысль придает ей силы — очень простая мысль: она жива! Жива! И больше всего на свете ей хочется жить.

Мэгги Роуз не заметила, что двигатель перестал работать и фургон замедлил движение. Чуть-чуть проехав по инерции, машина встала. Хлопнула дверца кабины водителя, послышался приглушенный разговор. Ей велели молчать, пригрозив в противном случае заткнуть рот кляпом.

Вдруг кто-то распахнул дверцу фургона. Девочку на краткий миг ослепил солнечный свет. Когда она наконец раскрыла зажмуренные глаза, то не сразу поверила в свою способность видеть.