Джеймс Паттерсон - Джек и Джилл

Опасная игра, которой невозможно противостоять, затягивала Джека и стала для него всей жизнью. Это было нечто значительное и приносило ему удовлетворение. Но такое за многие годы он испытывал впервые.

— Эй, Скотт Куксон! Вы где витаете?

— Все-все, я уже рядом. Я вообще отношусь к тем людям, которые предпочитают, что называется, «здесь и сейчас». Просто меня увлекала великолепная панорама: раннее утро над Вашингтоном.

— Сегодня эта картина предназначена для нас двоих.

Натали, как он и предвидел, первая пошла на физическое сближение. Это только вдохнуло в него дополнительную уверенность.

Она прижалась к его спине и, позванивая браслетами, сплела свои длинные изящные руки на груди Джека. Это было очень приятно: Натали вызывала неудержимое желание, и сама прекрасно об этом знала. Джек почувствовал, как напрягается его мужская плоть, становясь упругой и твердой. Но это ощущение было чем-то вроде легкой щекотки по сравнению с тем, что он испытывал сейчас на самом деле. Кроме того, это состояние можно было использовать, дав Натали почувствовать наступившую эрекцию в полной мере. Пусть она коснется его!

— Ты как насчет этого? — поинтересовалась она. Женщина вела себя слишком уж внимательно и заботливо, что Джеку не очень понравилось. Но отступать от плана, и выбирать другую мишень было уже поздно. Не повезло тебе, Натали.

— Я очень даже насчет «этого», Натали.

— Тогда можно мне снять с тебя галстук, каким бы изысканным он ни был?

— Я думаю, что галстук, как, впрочем, и все остальное, будет только мешать.

— Нет, иногда галстук бывает и к месту, — улыбнулась она. — На исповеди, например, на похоронах или коронациях.

Натали стояла, прижавшись к нему, и была такой нежной и соблазнительной, что Джек ощутил некоторую грусть. Женщина понравилась ему больше, чем он на то рассчитывал. Когда-то она, возможно, и была обыкновенной красавицей со Среднего Запада, которой хотела казаться и сейчас. Если по отношению к Дэниэлу Фитцпатрику он не испытывал ничего, кроме отвращения, то в данный момент им владели чувства совсем иные: смесь вины, сожаления и сострадания. Тяжело убивать, достигнув определенной степени близости.

— А как насчет белой рубашки? — продолжала Натали. — Ты относишься к тем мужчинам, предпочитающим белые накрахмаленные рубашки?

— Вообще-то я их терпеть не могу. Они тоже годятся лишь для похорон и коронаций. Ну, и благотворительных вечеров.

— С этим замечанием я на тысячу процентов согласна, — кивнула она, медленно расстегивая его рубашку. Он почувствовал, как ее пальцы, дразняще скользя по его телу, опускаются к поясу брюк. «Специалистка!» — подумал Джек, когда рука Натали, погладив его промежность, тут же отдернулась.

— А что ты скажешь по поводу высоких каблуков?

— В общем, я не против них, когда они к месту. К тому же, если они женщине идут. Но и не имею возражений относительно босых ног.

— Прекрасно сказано. Тем более, что ты предоставляешь мне свободу выбора. Это мне нравится.

Она легко сбросила одну черную туфельку и рассмеялась собственной шутке: вот и выбор. Одна нога так, другая сяк.

— Настала очередь шелкового платья, — прошептала Натали, касаясь губами его уха. Джек почувствовал, что возбудился еще сильнее, и его дыхание, как и у женщины, стало прерывистым. Он уже подумывал, а не заняться ли с нею сперва любовью, но никак не мог решить: честно это или смахивает на изнасилование? Натали удалось вызвать в нем смущение.

— Без него вполне можно обойтись, — прошептал он в ответ. — Все зависит от обстановки.

— Похоже, у нас с тобой много общего.

Натали Шихан легко выскользнула из платья, оставшись в отделанном кружевами голубом нижнем белье, черных чулках и одной туфельке. На ее шее поблескивала тонкая золотая цепочка с крестиком, который выглядел так, будто она носила его не снимая со времен своей жизни в Огайо.

На Джеке оставались только брюки: он уже давно оказался и без галстука, и без рубашки.

— Мы можем пройти туда, — кивнула Натали в сторону спальни. — Там очень мило. Вид из окна точно такой же, только там есть еще и камин. Между прочим, работающий. Иногда даже в Вашингтоне кое-что функционирует.

— Вот и славно. Давай тогда разожжем огонь.

Джек подхватил ее на руки, как перышко. Сейчас они походили на пару изящных танцоров, что, в общем-то, немного соответствовало действительности. Ему не хотелось проявлять о ней заботу, но так уж вышло. Он попытался отбросить подобные мысли: он все-таки не школьник.

— Так ты, оказывается, еще и силен. Хм-м-м, — вздохнула она, сбрасывая вторую туфельку.

Из огромного окна спальни открывался удивительный вид на 16-ую улицу. Освещенная Скотт-серкл и тянущиеся к ней уличные фонари напоминали драгоценное ожерелье от Гарри Уинстона или Тиффани. Украшение, достойное даже принцессы Дианы.

Джек решительно напомнил себе, что все-таки он охотился за Натали, и ничто постороннее не должно вмешиваться в то, что должно произойти. Окончательное решение было принято. Ей предстояло умереть. Так уж легли кости, в самом буквальном смысле.

Он заставил себя отбросить все сентиментальные мысли. Ведь он всегда мог собраться, быть холодным и уверенным.

У Джека даже родилась идея: а не выбросить ли эту полупьяную красавицу-телеведущую в огромное окно спальни? Интересно, она разнесет стекло или просто отскочит от него, как мячик?

Однако, вместо этого, он аккуратно опустил ее на кровать, покрытую восточным стеганым одеялом. Харрисон достал из кармана брюк наручники, специально делая так, чтобы женщина их увидела.

Натали Шихан нахмурилась, словно не веря своим глазам. Она расстроилась и сникла в считанные секунды.

— Это что, какая-то дурацкая шутка? — рассердилась она, одновременно чувствуя себя обиженной. Натали поначалу приняла его за извращенца, и была недалека от истины. Только пока не сознавала всей кошмарной глубины своей догадки.

— Нет, это вовсе не шутка. — Теперь Джек говорил очень спокойным и тихим голосом. — Все очень серьезно, Натали. Ты бы сказала, что данная ситуация достойна горячих новостей.

Неожиданно раздался громкий стук в дверь. Джек поднял вверх указательный палец, призывая женщину хранить молчание.

В ее глазах заметался неподдельный страх и смятение, а обычная самоуверенность оставила Натали Шихан.

В ледяных же глазах ее нового знакомого не отражалось решительно ничего.

— Это Джилл, — сообщил он телезвезде. — А я Джек. Ты уж извини, что так все сложилось…

Около восьми часов утра я протолкнулся в гостиницу «Джефферсон». В моей голове звучала мелодия Гершвина, вносящая некоторое успокоение и сглаживающая выступающие углы. Как всегда, неожиданно я был вовлечен в кошмарную игру Джек и Джилл. Мне пришлось стать ее участником.